Музыка дождя

— Мне кажется, вы могли бы пригласить меня на обед, — сказала она. Именно так говорили по телевизору и в кино. У них получалось, у нее тоже должно получиться. Она улыбнулась ему, и смелости в этой улыбке было гораздо больше, чем у нее внутри.

— На обед? — Он рассмеялся. — Боже мой, Хелен, уж не знаю, что, ты думаешь, мы тут делаем… — Он запнулся, глядя на ее расстроенное лицо. — Я не обедал уже несколько лет.

— А я никогда, — сказала Хелен.

Вот и все. Они пошли в итальянский ресторан, в котором было темно, как ночью, и на столах стояли свечи. Каждый раз, когда Хелен пыталась поднять вопрос о своем отце, он умело избегал ответа. Но она знала, что в этих фильмах про большие дела переговоры наступали за чашкой кофе. Но кофе не было, вместо него подали «Замукку», рисовый ликер, в котором было кофейное зернышко. Официант поджег его. Хелен никогда не видела ничего подобного.

— Это как торт на день рождения для взрослых.

— Для семнадцати лет ты уже достаточно взрослая. Или ты старше? — спросил Фрэнк.

Это сыграет ей на пользу. Раз он думает, что ей больше шестнадцати, он будет слушать ее более внимательно.

— Почти восемнадцать, — солгала она.

Но время поговорить так и не наступило. Он смотрел на нее с восхищением, трепал ее за щеку и проверил при свете свечи, не осталось ли следов вина около рта.

— Я не собираюсь в школу, — уверенно сказала Хелен. Она посмотрела Фрэнку Квигли прямо в глаза. — Я знаю это, и вы это знаете.

— Я надеялся на это. — Его голос звучал странно. Что-то было в том, как он гладил ее по щеке и волосам, что делало разговор об отце сложным. Хелен подумала, что поднимать эту тему не стоит. Она вздохнула с облегчением, когда он предложил вернуться к нему, чтобы продолжить разговор в нормальной обстановке.

— Вы имеете в виду — в офис? — неуверенно спросила она. — Цербер постоянно будет перебивать.

— Я имею в виду не офис. Я знаю это, и ты знаешь.

— Я надеялась на это, — повторила она его слова.

Квартира была в шикарном доме. Мама всегда говорила, что не понимает, почему Фрэнк Квигли не купил себе весь дом, когда женился. Но тогда у него, наверное, были виды на здание побольше с окнами во всю стену, большими дверями и роскошным садом. Как в доме Палаццо. Но мама не знала, какая красивая у него квартира. Ее было трудно назвать квартирой. Она располагалась на двух этажах. На балкон, где стоял стол и несколько изящных стульев, вела аккуратная лестница. Они прошли через гостиную и вышли на балкон посмотреть вид. И у Хелен екнуло сердце, когда она поняла, что обратно они пойдут через спальню.

Ее рука автоматически схватилась за горло, как бывает, когда испытываешь чувство страха.

— Твоя жена? — спросила она.

Потом, когда она тысячу раз прокручивала случившееся, она думала, что могла бы сказать то, что должна была озвучить. И как так получилось, что единственное, что она сказала, было то, что показывало, как сильно она хочет, только вот боится, что ее поймают.

— Ренаты здесь нет, Хелен, — тихо сказал Фрэнк Квигли. — Ты знаешь это, я знаю это, как мы оба знали, что ты не вернешься в школу.

Она слышала, что это неправильно, — пытаться стереть из памяти то, что на самом деле произошло, а ты притворяешься, что этого не было. Хелен было все равно, правильно это или нет, она изо всех сил старалась забыть все, что случилось тогда.

Время, которое уже не вернуть, его взгляд, полный гнева и удивления, когда она в первый раз отшатнулась от него.

Было быстро, больно, страшно, что он потеряет контроль над собой и убьет ее. Потом он сидел бледный на другом краю кровати, опустив голову на руки, раздетый и смешной. Она лежала на другом краю рядом с фотографией Ренаты в серебряной рамке. Она молчаливо осуждала то, что произошло на супружеском ложе.

Хелен смотрела на икону Девы Марии, чтобы не видеть, как плачет друг ее отца Фрэнк Квигли, чтобы не смотреть на белые простыни, испачканные кровью, и не думать, что он сделал ей больно, что ей, возможно, придется идти к врачу.

Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем она пошла в ванную привести себя в порядок. Кажется, кровотечение остановилось. Она оделась и воспользовалась тальком Ренаты, который был не в обычной банке, а в большой стеклянной миске.

Когда она вышла, Фрэнк был одет, но по-прежнему бледен.

— Постель… — начала было она.

— Забудь про чертову постель.

— Но я могла бы…

— Ты и так сделала достаточно.

Глаза Хелен наполнились слезами.

— Я сделала достаточно? Я всего лишь пришла к тебе поговорить о моем отце, о том, почему он уволен. Это ты сделал. — Она махнула рукой в сторону кровати.

— Твой отец. Боже, ты сделала это все, чтобы Десмонд вернулся на свою жалкую работу. Ты станешь шлюхой, чтобы вернуть жалкое место в магазине своему отцу?

— Это не жалкое место. — Хелен покраснела от злости. — Он был там важным человеком, а теперь он уволен, и мама говорит, что мы никому не должны рассказывать, никому: ни родственникам, ни соседям, а он будет уходить каждый день из дома, как будто на работу…

Фрэнк смотрел на нее и не верил.