Музыка дождя

— Но для него нашлась бы комната, — сказала она.

— Да, он и останется, но как гость.

— Как член семьи, — поправила она.

Еще несколько месяцев назад Десмонд Дойл просто подыграл бы жене, особенно когда она придумывала истории про его мистическую карьеру в «Палаццо» и рассказывала их Морин и своей матери, стараясь, чтобы эти истории не услышали Фрэнк и Рената. Как хорошо теперь было обрести свое место. В первый раз в жизни быть предоставленным самому себе, а не Палаццо. Это придавало ему немного самоуверенности, которую всегда искала в нем его жена, но которой он никак не мог обрести в «Палаццо».

— Мама нормально разговаривает с папой, — заметил Брендон Анне. — Так часто бывает?

— Никогда прежде не видела, — сказала она. — Не хочу расстраивать тебя, но мне кажется, что ты стал свидетелем уникальной сцены.

Как только они посмотрели на них снова, мама уже разговаривала с работником банкетной службы. На кухне что-то разбилось.

— Должно быть, это Хелен, — грустно сказала Анна. Так оно и было.

Хелен расставляла по торту свечки. Она купила двадцать пять свечей, но забыла про подсвечники. Ей удалось найти только четырнадцать, и она недоумевала почему.

— Наверное, потому, что после этого возраста людям больше не хочется задувать свечки, — сказала Анна. — Мама, возвращайся к гостям, я сама со всем разберусь.

— Вопрос не в том, чтобы разобраться. — Хелен обиделась и злилась. — Я просто хотела создать праздничное настроение.

Филиппа сказала, что по договору предполагался торт с жареным миндалем и кремовой надписью: «Десмонд и Дейдра, октябрь 1960 года».

— Я думаю, так лучше. Как ты считаешь, Хелен? — Анна разговаривала с ней как с собакой, у которой изо рта шла пена, или с четырехлетним ребенком, который сильно отставал в развитии. Кен Грин говорил ей, что очень часто разговаривает с людьми таким образом и все считают его терпеливым человеком, на которого можно положиться. — Не думаешь, что нам стоит предоставить это банкетной службе? — Анна четко произносила каждое слово.

— Да пошла ты, — сказала Хелен.

Анна подумала, что религиозная жизнь Хелен явно подходила к завершению.

Хелен выбежала в сад.

— Мне сходить за ней? — спросила Филиппа.

— Нет, там она в безопасности. Она никого не сможет покалечить и ничего не сломает. — Анна решила, что Кен бы гордился ею в эту минуту. А еще она подумала, почему так часто вспоминает о нем.

Хелен села, обхватив руками колени. Так она сидела в детстве, думая о том, как несчастна, как нелюбима и никем не понимаема. Она услышала шаги. Это или Анна, которая будет просить ее вернуться и не устраивать сцен, или мама, которая попросит не сидеть на холодном камне, или бабушка О’Хейген, которая будет спрашивать, с чего это она решила податься в монахини. Она подняла глаза. Это был Фрэнк Квигли.

Она не могла шевельнуться от ужаса. Голова закружилась. Он, конечно, не собирался притрагиваться к ней. Не в доме ее родителей.

— Я слышал от твоего отца, что ты собираешься покинуть Сент-Мартинс, — сказал он.

— Да. Они хотят, чтобы я ушла, они меня выгоняют.

— Уверен, что это не так.

— Сестра Бриджит говорит, что остальным я не нужна. — Она понимала, что говорит как пятилетний ребенок, который сосет палец.

— Сестра Бриджит слишком любит тебя, чтобы сказать такое.

— Откуда ты знаешь? Ты же видел ее только один раз той ужасной ночью. — Глаза Хелен стали большими, как тарелки. Та ужасная ночь, когда она решила украсть ребенка для Фрэнка и Ренаты Квигли. После того как все открылось, в Сент-Мартинсе для нее начался настоящий кошмар.

— Нет, Хелен, я встречал сестру Бриджит еще много раз после того случая, — сказал Фрэнк. — Мы говорили не о тебе, у нас было что обсудить. Она давала мне советы, очень полезные советы, я должен отблагодарить ее за это.

— Тогда я хотела помочь, я думала, что все будут довольны.

— Это могло бы помочь, но, ты знаешь, нам бы пришлось постоянно прятаться, притворяться, скрываться.

— Я всегда так жила.

— Нет, нет, это не так.

— В этом доме мы всегда притворяемся. Даже сегодня.

— Тихо! — прикрикнул он на нее.

— Как тебе удалось так подняться и не вести себя так, как мы?

— Я не поднялся. Ты должна знать это. Я сделал многое, чего стыжусь.

Впервые с того дня в его квартире Хелен посмотрела Фрэнку Квигли прямо в глаза. В первый раз ей было нечего сказать.

— Я всегда надеялся, что ты встретишь кого-нибудь молодого и нежного, кто заставит тебя забыть о том дне.

И снова Хелен промолчала.

— Поэтому, наверное, мне было жаль, что ты пошла в Сент-Мартинс.

— Я никогда об этом не думала, — сказала Хелен. Она смотрела на него и лгала. Смотрела прямо ему в глаза, гордо подняв голову.

Он знал, что она лжет, но было важно, чтобы она этого не поняла.

— Это так, как и должно было быть.

Он улыбнулся и с восхищением посмотрел на нее. Он правильно поступил, что сказал это. Она стала приходить в себя.

— Так что ты будешь делать, когда уйдешь оттуда… если уйдешь?

— Я уйду. Пока не знаю, может, мне нужно время, чтобы подумать.

— Ты будешь думать в этом месте? — спросил он, окидывая взглядом дом под номером двадцать шесть на Розмери-Драйв.

— Может, и нет.