Музыка джунглей

Дорога петляла между высоких, поросших лесом холмов, забираясь всё выше и выше. Вскоре навстречу стали попадаться одиноко торчащие скалы и каменистые осыпи. Пару раз Иннот вытаскивал монетку и уточнял направление. Через несколько часов пути дорога решительно свернула направо. Кактус тяжело вздохнул и отпустил вожжи. В нужном направлении вела узенькая, поросшая травой тропинка, окружённая с обеих сторон высокой стеной бамбуковых зарослей.

– Ну вот и приехали, – констатировал Иннот, следя за перемещениями медной стрелки. – Давайте выгружаться, господа убийственные артисты, – нам прямо.

Мула распрягли и отпустили на все четыре стороны (он принял это всё с тем же философским спокойствием), а компания принялась упаковывать груз. Львиную долю взял на себя Громила. Огромный растафарианский барабан, с которым Иннот категорически не пожелал расстаться, аккуратно вскрыли и наполнили разнообразным снаряжением – в основном таким, которое могло вызвать у пиратов подозрения: мотками каната, деревянными якорями-кошками и стоеросовыми палицами. Джихад со вздохом сожаления рассталась со своими стамесками. Барабан обвязали верёвками и присобачили к нему широкие матерчатые лямки для носки за спиной. Помимо этого, на обезьянца навьючили мешок с продовольствием – орехами и сухофруктами, не слишком тяжёлый, но довольно объёмистый.

– Вот она, эксплуатация примата человеком! – в шутку ворчал Громила.

– Ты лучше скажи, эксплуатируемый класс, руке твоей удобно? – с беспокойством спросила Джихад.

– Нормально, что ей сделается!

– На всякий случай держись в середине, – посоветовал Иннот. – Ты у нас пока что самое слабое звено.

Каюкер расплёл свои обесцвеченные косички ещё прошлым вечером, и теперь, достав откуда-то маленькую деревянную коробочку, смазывал волосы тёмно-зелёной, пахнущей тиной пастой.

– Что это за гадость?! – сморщив нос, спросил Кактус.

– Ничего не гадость, замечательная в своём роде вещь! Это микроскопические водоросли. Через несколько часов они плотно облепят каждый волосок и окрасят мою причёску под цвет листвы. Я совершенно сольюсь с пейзажем. Джи, не хочешь смазать свою чёлку? Потом просто вымоешь голову шампунем, и всё сойдёт.

– Нет уж, спасибо! Я лучше обойдусь косынкой!

– Ну, как хочешь! – Иннот пожал плечами. – Моё дело предложить!

– А зачем нам защитная окраска? Мы ведь вроде решили косить под музыкантов! – недоумевал Кактус.

– Мало ли что… В джунглях лучше быть незаметным. К тому же нам могут повстречаться не только пираты…

И Иннот бодро шагнул под сень бамбуков.

* * *

Много дней нёс великий Строфокамил два маленьких лесных племени. Брёвна плотов постепенно впитывали воду, и осадка становилась всё ниже и ниже. Когда поднимался ветер, волны начинали перехлёстывать через край и заливать путешественников. Смоукеры ворчали и старались уберечься от влаги.

Идти приходилось вверх по течению. Наученный шаманом, Пыха распорядился держаться подальше от стремнины, поближе к размытым наводнениями берегам, но всё равно работа на вёслах выматывала. Вскоре у всех мужчин племени на ладонях образовались мозоли. Хитрецы стиб позаимствовали у смоукеров парочку кремневых рубил и изготовили длинные шесты, но из этого ничего не получилось. Шесты либо не доставали до дна, либо вязли в густом слое жирного ила и вырывались из рук. Впрочем, заметил как-то вечером Свистоль, нет худа без добра: вымотанные тяжким трудом стибки уже не помышляли о пакостях и со стонами облегчения валились с ног, едва только Пыха объявлял остановку.

От сырости и постоянного переутомления начались болезни. Половина племени маялась животами, кое-кто слёг с малярией. Свистолевы лекарства помогали, но шаман только качал головой, глядя на свои уменьшающиеся врачебные припасы.

– Всё-таки какое счастье, что мы, смоукеры, – народ по части курева запасливый! – признался он как-то Джро. – Если бы не это, нам всем пришлось бы худо.

И в самом деле, лишь традиционный смоук помогал хоть как-то держаться, не расклеиться вконец. Стиб мало-помалу стали перенимать смоукеровские традиции. Большой Папа даже заметил как-то, что стибки потихоньку пытаются овладеть искусством «глубокого смоука» – впрочем, за неимением длительной практики ни у кого из них это не получалось. Трубками, естественно, пользовались только сами смоукеры – обычаи племени категорически запрещали давать чужим «курительные приборы». Запас старых газет, из которых делали самокрутки, быстро подходил к концу; вдобавок бумага отсырела и стала плесневеть. Выход придумал, как ни странно, Джро: он первый стал скручивать цельные табачные листы в сигары, набивая их резаным табаком.

– Вот увидите, у этих сигар великое будущее, – предрекал Джро. – Как только мы получим первый урожай тобакко, они прочно войдут в быт Вавилонской плутократии наряду с дорогими напитками и редкими блюдами.

Он, казалось, нимало не смущался тем обстоятельством, что урожай этот ещё надо где-то посеять и вырастить, и вовсю разворачивал перед изумлёнными Папой и Свистолем радужные перспективы: