Было достаточно холодно, чтобы замёрзнуть уже через несколько минут. Поверх шерстяного платья Амелия надела длинный плащ из плотной хлопковой ткани, но и он не слишком выручал в такую погоду. Амелия бездумно шла по объезженной телегами дороге, прочь от замка, на запад, а когда оказалась в болотистой местности, полностью промочила ноги. Через три часа она ощутила жуткую усталость, через пять пришли жажда и голод. Платье и плащ были безнадёжно испачканы, к тому же теперь она еле передвигала ноги. И всё же девушка упрямо шла вперёд, сойдя с дороги, которая оказалась последним признаком цивилизации здесь, в серой глуши, поросшей вереском. Мимо крохотных озёр и тонких спокойных ручейков, переступая через норы и спускаясь с очередного склона, Амелия потеряла вдруг всякую связь с миром, из которого выбралась. Но отчуждённая легкость в её душе имела несоизмеримую с её силами тяжесть.
В шуме ветра и треске сухих ветвей под ногами Амелия услышала зовущий голос сестры. Её слезящиеся глаза смотрели вперёд, но не видели ничего, кроме холмов и камней.
— Прости меня, Сара, прости… я… я подвела всех нас, — прошептала она в пустоту, едва не задохнувшись от порыва ветра. — Я обещала отцу, но всё было напрасно. Я не смогла… я умираю!
Несмотря на усталость и жгучую боль в ступнях, она шла дальше. Больше ей не попадались ни строения, ни стада с их пастухами. Будто бы вся жизнь на Гебридах растворилась в воздухе и исчезла. Стало так холодно, что девушка едва ощущала собственные пальцы, а когда у неё закружилась голова, она упала на колени, поцарапав ладони о мелкие камни, и взглянула вперёд.
— О, папа, зачем ты обязал меня? Неужели нельзя было закончить всё сразу? Мне нужно было сгореть в том замке, слышишь?! Я старалась, клянусь, я старалась жить, как ты велел! Но я просто хотела вернуться домой!
Дрожащая, с посиневшими губами и застывшими от холода пальцами, Амелия неожиданно услышала, как некто назвал её имя. Но голосом сестры или голосом отца, которому она так поклонялась и которого любила до сих пор, оказался шум бьющихся о скалы волн. Она даже не заметила, как пришла к краю высокой скалы, возвышающейся над северной частью Атлантического океана. Это была узкая полоска суши, протяжённостью всего в триста футов, о её скалистые берега бились пенные волны Атлантики.
Сложив дрожащие руки, Амелия с трудом поднялась и пошла вперёд. Её плащ раскрылся, и заметался теперь вокруг ног, словно серые крылья птицы. Бормоча возникшие в памяти строки, Амелия еле шевелила губами:
—
Трава вокруг была влажной от росы, как и камни под её ногами. Амелия едва не поскользнулась два раза, приближаясь к краю. А внизу бушевал океан, здесь же скалы росли из воды, похожие на башни, острые и кривые. Осторожно посмотрев вниз, Амелия медленно стянула с себя плащ, бросила его в сторону и тряхнула головой; её косу тут же распутал ветер.
— Я стала инфекцией, папа, — произносила она, наблюдая, как успокаиваются и бьют о скалу волны. — Я не такая как ты, и не умею сражаться. Если бы я могла отрезать часть своей прогнившей души и выбросить в океан… но я не могу. Я могу лишь стать самим воздухом… как и ты.
Сделав пару широких шагов назад, она зажмурилась, разбежалась и бросилась вниз. На мгновение её тело стало вдруг невесомым, как если бы поток ветра подхватил её и унёс прочь. Но у неё не было таких крыльев, и не было такого чуда, которое смогло бы спасти. Когда волны сомкнулись, и ледяные воды поглотили её, вихрем утащив ко дну, она уже ничего не ощутила.
И всё-таки даже с вершины той скалы Амелия не заметила огромный корабль, стоявший на якоре со спущенными парусами, а также крошечную лодку, качающуюся на волнах всего в полумиле от берега.
Глава 13
Большие старинные часы в каюте капитана пробили пять вечера, а погода окончательно испортилась: начался дождь, тучи заволокли небо, так что казалось, будто ночь наступает. Когда Мегера — его первая помощница и правая рука — без стука ввалилась в каюту, Диомар сидел за письменным столом, всматриваясь в карты и схемы на пожелтевших пергаментах. Не поднимая головы, капитан раздражённо попросил женщину выйти вон, ибо он был крайне занят.
— Но, капитан, наша девица очнулась!
Только тогда он посмотрел на неё и, отложив перо и чернила, поднялся. Затем ловкими движениями обернулся в плащ и надел на голову шлем.
— Я уж было думал, что она помрёт. Она что-нибудь сказала?
— Ну, не совсем, честно говоря…
— В каком смысле?