эрзацный неизбежный ничтожный прямоугольник
не больше гена в Генуе
квартальный Кецалькоатль
и Китаеза вскрикивает огорченно и варварски
прямо в ее муфту!
– Как красиво,- сказала Вики,- только о чем это он?
– Он о том, как ест пизду.
– Я так и подумала. Какой прекрасный человек.
– Надеюсь, пизду он ест лучше, чем пишет.
скорбь, иисусе, моя скорбь,
эта скорбь гнуси, звезды и полосы скорби,
водопады скорби
приливы скорби,
скорбь со скидкой
повсюду…
– «Эта скорбь гнуси»,- сказал я.- Мне нравится.
– Он больше не говорит про то, как ест пизду?
– Нет, теперь он говорит, что ему нехорошо.
…чертова дюжина, суженный суженый,
впусти стрептомицин
и, благосклонный, пожри мою
хоругвь.
Мне грезится карнавальная плазма
поверх неистовой кожи…
– А теперь он про что? – спросила Вики.
– Теперь он про то, что опять собирается есть пизду.
– Опять?
Виктор читал дальше, а я дальше пил. Потом он объявил десятиминутный перерыв, публика встала и собралась вокруг помоста. Вики тоже подошла. Было жарко, и я вышел на улицу остыть. Через полквартала заметил бар. Я взял там пива. Не очень людно. По телевизору показывали баскетбол. Я посмотрел. Мне, конечно, все равно, кто выигрывает. Думал я только одно: боже мой, вот они все бегают туда-сюда, туда-сюда. Наверняка у них все бандажи вымокли, а из жоп ужасно воняет. Я выпил еще пива и двинул обратно в поэтическую дыру. Валофф опять вышел на сцену. Слышно его было на улице:
Подавись, Колумбия, и дохлые кони моей души
встретьте меня у ворот
встретьте меня спящего, Историки
смотрите – нежнейшее Прошлое
преодолено прыжком
снов гейши, пробуравлено намертво
надоедливостью!
Я нашел свое место возле Вики.
– А сейчас он про что? – спросила она.
– Да особо ни про что. По сути, что ночами ему не спится. Нашел бы себе работу, что ли.
– Он говорит, что надо найти работу?
– Нет, это я говорю.
…лемминги и падучая звезда -
братья, состязание озера -
Эльдорадо моего
сердца. Забери мою голову, забери мои
глаза, отшворь меня шпорником…
– А теперь про что?
– Про то, что ему нужна здоровенная толстуха, которая вышибет из него всю срань.
– Не остри. Он правда это говорит?
– Мы оба это говорим.
…Я мог бы есть пустоту,
мог бы стрелять патронами любви во тьму
мог бы умолять Индию дать мне твоей рецессивной
мульчи…
В общем, Виктор все читал, читал и читал. Кто-то здравый встал и вышел. Остальные остались.
…Я говорю: протащите мертвых богов сквозь
африканское просо!
Я говорю: пальма прибыльна
Говорю: смотрите, смотрите, смотрите
вокруг -
вся любовь наша
вся жизнь наша
солнце – наш пес на поводке
нас ничто не победит!
на хуй лосося!
лишь руку протяни,
лишь вытащи себя из
очевидных могил,
из земли, из грязи,
из клетчатой надежды на грядущие привои к самим
нашим чувствам. Нам нечего брать и нечего
давать, нам нужно только
начинать, начинать, начинать!..
– Большое спасибо,- сказал Виктор Валофф,- за то, что пришли.
Хлопали ему очень громко. Они всегда хлопают. Виктор наслаждался славой. Поднял тост все той же бутылкой пива. Ему даже удалось залиться румянцем. Потом он ухмыльнулся – очень как-то по-человечески. Дамы такое просто обожали. Я в последний раз приложился к мерзавчику виски.
Вокруг Виктора столпились. Он раздавал автографы и отвечал на вопросы. Дальше – его выставка. Мне удалось увести Вики, и мы пошли по улице к машине.
– Мощно читает,- сказала Вики.
– Да, у него хороший голос.
– Что ты думаешь про его стихи?
– Думаю, они от души.
– По-моему, ты завидуешь.
– Зайдем выпить? – сказал я.- Там баскетбол показывают.
– Ладно,- ответила она.
Нам повезло. Игра еще не кончилась. Мы сели.
– Ох-х,- произнесла Вики,- ты только погляди, какие у этих парней ноги длинные!
– Дело говоришь наконец-то,- сказал я.- Что будешь?
– Скотч с содовой.
Я заказал два скотча с содовой, и мы стали смотреть игру. Парни бегали туда-сюда, туда-сюда. Чудесно. Кажется, их что-то очень заводило. А народу в баре почти совсем не было. Похоже, вечер как-то сложится.
Не вполне Бернадетта
Я обернул окровавленный хуй полотенцем и позвонил врачу. Пришлось положить трубку рядом и набирать номер одной рукой, а другой придерживать полотенце. Попал на регистраторшу.
– Ой, мистер Чинаски, ну что теперь? Опять беруши в ушах потерялись?
– Нет, чуть серьезней. Мне нужен врач, и побыстрее.
– Завтра в четыре пополудни устроит?
– Мисс Симмз, у меня критическое положение.
– Какова его природа?
– Прошу вас, мне нужно к врачу сейчас.
– Ладно. Подъезжайте, попробуем вас принять.
– Спасибо, мисс Симмз.