Музыка горячей воды

– Бригада Авраама Линкольна, – ответила дамочка.

Танцуя, они прижимались друг к другу, и тут дамочка вдруг сунула язык Монаху в рот. Он его вытолкнул своим. На вкус она отдавала старыми почтовыми марками и дохлой мышкой. Песня допелась. Они подошли к стойке и сели.

К ним придвинулся скелет. В одной костлявой руке у него была водка с апельсиновым. Скелет встал перед Монахом и выплеснул стакан ему в лицо, после чего отошел.

– Что с ним такое? – спросил Монах.

– Очень ревнивый, – объяснила дамочка. – Заметил, как я тебя поцеловала.

– Это поцелуй называется?

– Я целовала величайших людей всех времен и народов.

– Могу себе представить – Наполеон, Генрих Восьмой, Цезарь.

Дама перднула.

– Чмок тебе, – сказала она.

– Благодарю, – ответил Монах.

– Наверное, старею, – сказала дамочка. – Знаешь, все время говорят о предвзятости, но вот о предвзятости против старости даже не вспоминают.

– Н-да, – сказал Монах.

– Хотя не такая уж я и старая, – сказала дамочка.

– Не такая, – сказал Монах.

– У меня еще месячные бывают, – сказала дамочка.

Монах махнул скелету, чтобы принес еще парочку. Дама тоже перешла на скотч со льдом. Они оба теперь пили скотч со льдом. Скелет вернулся к себе на табурет и сел.

– Знаешь, – сказала дамочка, – я видела, как Малыш залудил свои два страйка и показал на стену, а при следующей подаче запустил мяч прямо за нее[12].

– Я думал, это миф, – сказал Монах.

– Хрен тебе миф, – ответила дамочка. – Я там была. Сама все видела.

– А знаешь, – сказал Монах, – это чудесно. Мир ведь еще вертится только из-за исключительных людей. Они нам как бы чудеса творят, пока мы на попках своих посиживаем.

– Ну, – подтвердила дамочка.

Они сидели, отхлебывали помаленьку. Снаружи по бульвару Голливуд туда-сюда что-то ездило. Гудело неумолчно, как прилив, как волны, почти как океан, – да там и был океан: в нем водились акулы и барракуды, медузы и осьминоги, прилипалы и киты, мягкотелые и губки, мальки и тому подобное. А тут внутри – будто отдельный аквариум.

– И я была в зале, – сказала дамочка, – когда Демпси чуть не убил Уилларда. Джек только что с краснухи был, злой, что твой изголодавшийся тигр. Никогда такого не было – ни до, ни после[13].

– Говоришь, у тебя еще месячные бывают?

– Точно, – ответила дамочка.

– А говорят, Демпси в перчатки себе цемент или гипс заливал. Говорят, в воде отмачивал, а потом застывали – потому-то он Уилларду так и надавал, – сказал Монах.

– Это, блядь, неправда, – сказала дамочка. – Я там была, я видела эти перчатки.

– По-моему, ты ненормальная, – сказал Монах.

– Про Жанну д’Арк тоже говорили, что ненормальная, – ответила дамочка.

– Ты небось и ее на костре видала, – сказал Монах.

– Ну да, – ответила дамочка. – Видала.

– Херня.

– Она горела. Я сама видела. Такой ужас – и так красиво.

– Что тут красивого?

– Как горела. Сначала ноги. Будто там у нее гнездо красных змей – они ей по ногам поползли наверх, а потом – как пылающий красный полог такой, а она лицо запрокинула, и горелым телом запахло, а она была еще жива, но не кричала. Губы шевелились, и молилась она, но так и не закричала.

– Херня, – повторил Монах. – Любой бы закричал.

– Нет, – ответила дамочка, – любой бы не закричал. Люди разные бывают.

– Тело есть тело, а боль есть боль, – сказал Монах.

– Ты недооцениваешь дух человеческий, – сказала дамочка.

– Ну да, – подтвердил Монах.

Дама открыла сумочку.

– Вот, я тебе кой-чего покажу. – Она вытащила книжку спичек, чиркнула и раскрыла левую ладонь. Под ладонью подержала спичку – та горела, пока не погасла. Разнесся сладковатый запах горелой плоти.

– Неплохо, – сказал Монах, – но это ж не все тело.

– Неважно, – сказала дамочка. – Принцип тот же.

– Нет, – ответил Монах. – Разница все же есть.

– Фигня, – сказала дамочка. Встала и поднесла зажженную спичку к подолу своего лавандового платья. Материя была тонкая, почти прозрачная, и языки пламени облизали ей ноги, поползли к талии.

– Господи ты боже, – сказал Монах. – Ты чего делаешь?

– Доказываю принцип, – ответила дамочка.

Огонь поднимался. Монах соскочил с табурета и повалил даму на пол. Он катал ее туда и сюда, бил по платью руками. Затем огонь погас. Дамочка взобралась на табурет и опять уселась. Монах сел рядом, его трясло. Подошел бармен. В чистой белой рубашке, черном жилете, с бабочкой и в синих брюках в белую полоску.

– Извини, Мод, – сказал он дамочке, – но тебе пора. На сегодня хватит.

– Ладно, Билли, – ответила она, допила, встала и вышла. А перед уходом попрощалась с чмырем в углу бара.

– Боже, – произнес Монах. – Она просто что-то с чем-то.

– Опять в Жанну д’Арк играла? – спросил бармен.

– Ч-черт, да вы же сами видели, нет?

– Нет, я с Луи вон разговаривал. – Бармен показал на чмыря в углу.

– А я думал, вы где-то наверху, за проволочки дергаете.

– За какие проволочки?

– Проволочки скелета.

– Какого скелета? – спросил бармен.

– Да ладно вам, – сказал Монах, – хватит мне тут вешать.

– Вы о чем это?

– Нас скелет обслуживал. И даже с Мод танцевал.

– Я тут весь вечер работаю, мужик, – сказал бармен.

– Я сказал, хватит мне вешать!