Музыка и медицина. На примере немецкой романтики

В Вене Брукнер вместе с сестрой Нани снял квартиру на Верингершрассе 41, где были сочинены следующие 4 симфонии. Но если в большинстве биографий композитора карьера Брукнера в Вене от простого деревенского юноши из Верхней Австрии до почетного доктора Венского университета сравнивается с «чистилищем», то при ближайшем рассмотрении это скорее «головокружительный взлет человека из народа». Очень сомнительна также легенда о вражде между ним и самым могущественным музыкальным критиком Вены того времени, профессором истории музыки Венского университета Эдуардом Ханзликом. В действительности Ханзлик, наряду с Хербеком, был благодетелем Брукнера в течение многих лет, выхлопотал для него стипендию значительного размера и дал очень ценный совет помериться силами с лучшими органистами Европы по случаю освящения вновь построенной церкви Св. Эпвре в Нанси в апреле 1869 года. Успех Брукнера в Нанси был ошеломляющим, и он получил приглашение выступить перед кругом избранных в Нотр-Дам де Пари. Один из его учеников спустя много лет рассказывал то, что поведал ему Цезарь Франк, «французский Брукнер», о невероятном искусстве импровизации мастера: «…То, что он показал в Нотр-Дам де Пари, было просто фантастическим, неслыханным до сих пор». Эдуард Ханзлик с восторгом отозвался об этом успехе Брукнера за рубежом в «Neuer Freier Presse» 13 июня 1869 г. Это благоволение со стороны будущего заклятого врага Брукнер сам отметил в письме от 1 мая 1874 года: «Ханзлик, наряду с Хербеком, был моим величайшим благодетелем. Так, как он писал обо мне до 1874 года (до того времени, когда я стал преподавать в университете), не писал больше никто и никогда». Враждебность, с которой Ханзлик в более поздние годы стал преследовать своего бывшего подопечного, обусловлена тем, что после посещения Брукнером Вагнера в Байройте осенью 1873 года он, во-первых, именовал Вагнера «Мастером над всеми мастерами», во-вторых, посвятил ему свою 3-ю симфонию ре-минор (так называемую «Вагнеровскую симфонию») и, в-третьих, по возвращении в Вену примкнул к «Академическому вагнеровскому ферейну». Эти события привели к ряду недоразумений между Брукнером и Ханзликом, непримиримым противником Вагнера. Истинные и мнимые друзья Брукнера именовали его «вагнерианским симфонистом» в противовес Брамсу, и он, вольно или невольно оказавшись в центре музыкально-теоретических споров и интриг, глубоко страдал от этого до конца жизни.

С точки зрения психоанализа следует отметить, что Брукнер, как и каждый человек с низкой самооценкой, в результате нападок критиков, а также многочисленных ударов из-за угла и унижений, приобрел комплекс недоверия к окружающим, будь то доброжелатели или враги. Этот комплекс был настолько развит, что граничил с манией преследования. Кроме того, у него все более и более развивался комплекс неполноценности.

Брукнер все чаще жаловался на травлю со стороны критиков и коллег-музыкантов, и имел на это причины, вовсе не обусловленные «манией преследования». Помимо уколов пера критика Ханзлика ему еще доставалось от коллег, и более всех преуспел в этих стараниях Леопольд Александр Целльнер, могущественный генеральный секретарь «Общества друзей музыки». Именно он внес огромный вклад в создание имиджа «провинциального органиста», как с его легкой руки стали именовать Брукнера. Кроме того, Целльнер постоянно насмехался над мастером, говоря ему в оскорбительном тоне: «Место ваших симфоний — на помойке! Вам лучше зарабатывать уроками игры на фортепиано, ибо это куда больше вам подходит!».

Кроме того, манера поведения и привычки Брукнера стали пищей для насмешек и анекдотов. Это даже стало причиной психоаналитических спекуляций, выводы которых, однако, можно опровергнуть на основе довольно обширной иконографии Брукнера.

Вызывала насмешки также его манера одеваться, резко отличавшаяся от столичной моды. Это, однако, не позволяет сделать выводы о каких-либо отклонениях в его психике. Дело в том, что в течение всех лет, проведенных в Вене, Брукнер так и не стал венцем и сохранил привычки провинциала в одежде, в еде, а также в речи, постоянно употребляя в общении с другими верхнеавстрийский диалект. Это, тем не менее, казалось очень странным и необычным современникам, что закрепило за ним репутацию «чудака».

Своим приглашениям в Вену Брукнер был обязан глубоким знаниям в области теории музыки и исключительным способностям в игре на органе, что вскоре снискало ему международную известность. Наряду с триумфальным выступлением во Франции весной 1869 года состоялись и его концерты в Лондоне. Его импровизация на органе в Ройал-Альберт-Холле и Кристалл-Палас в августе 1871 года привела почитателей в такое восхищение, что, наслаждаясь овациями и раскланиваясь перед публикой, Брукнер даже забыл о том, что ему нужно на пароход, отправляющийся на континент. Этому обстоятельству он, кстати, обязан жизнью, поскольку пароход, на котором он должен был отправиться в обратный путь, затонул в проливе.