Музыка и медицина. На примере немецкой романтики

Еще сильнее, чем смерть сестры он пережил раннюю смерть своего отца, 10 августа 1826 года. Когда умер отец, мать была на лечении и не могла оказать душевную поддержку детям. Поэтому Роберт, последней полных слез, должен был самостоятельно справиться с болью. В это время он начал писать дневник, в котором пытался правдиво запечатлеть все свои колебания в настроении, внутренние переживания и внешние впечатления. 4 июня 1827 года он записал следующее наблюдение, непосредственно касающееся утраты отца: «Эта печаль мне противна. Может ли внешнее печалиться, если внутреннее ликует? Обуславливает ли внешняя печаль внутреннюю. Я, конечно, чувствую глубоко и искренне, что я потерял… Не ужасно ли потерять такого человека (такого отца), прекрасного поэта, тонкого знатока, примерного делового человека — или это все не имеет значения, когда теряешь такую ценность как отец? Почему нельзя попытаться забыть боль в радости, почему нельзя в веселом обществе быть веселым?» В год смерти отца и в последующие годы случались любовные истории 16-летнего юноши. Рядом с Нанни Петч во время этой записи в дневнике была прежде всего Лидди Хемпель, которую он так сильно, так восторженно любил. Записи в дневнике указывают на идентичный кризис, в котором Роберт тогда, видимо, находился. Под этой датой говорится: «Если я проживу свою жизнь, то передо мной всегда будет стоять вопрос: ты это или не ты? — Ты ли это сделал? Ты смог это сделать? — Весь прошлый год я летал как во сне; я действительно видел сон, там была чистая правда: я потерял два любимых существа». Но и сравнение себя с «будущим валом», в котором была попытка представить утрату «двух любимых существ», странно расплывчато, иллюзорно: «Я был бушующим валом… а когда шторм прошел, смотри! волна стала чище и прозрачнее и она увидела, что пыли, лежащей на земле, не было; она сама началась на светлом песке, чистая и прозрачная. Она и во мне стала светлее: я узнал многое, я познал жизнь, я получил идеи и взгляды о жизни, одним словом, я сам стал светлее».

Уже первые страницы дневников, которые он имел обыкновение называть «книгой жизни», показывают, что Шуман их задумал не как отчет или книгу памяти, но как дневник, в котором мог раскрыть свои чувства и сделать самоанализ. Его книга жизни выполняла также другую цель: спрятать перед всем миром свои поэтические способности. Рука об руку с этим развитием происходили решительные перемены его существа, которые не остались незамеченными друзьями. Из веселого коммуникабельного юноши он превратился в мрачного мечтателя, который задумчиво и немногословно выражал свои мысли. В своей печали об умершем отце он начал избегать общественных событий, а вместо этого охотно предавался бесконечным внутренним диалогам с самим собой — склонность в нарциссизму, которая, без сомнения, способствовала сохранению его внутреннего душевного равновесия. Но Роберт ни в коем случае не отказывался от человеческих контактов полностью. Он ограничивался только немногими, тщательно отобранными лицами, в которых искал искреннюю лояльную дружбу. Одним из них был его школьный друг, на несколько лет старше его, Эмиль Флексиг, к которому он испытывал чувство симпатии и пытался объяснить свою тоску по дружбе: «У меня нет друга, нет любимой, у меня нет ничего». Переполненный чувствами, он в отчаянии писал своему старшему, более опытному другу в июле 1827 года: «На твоей груди, на твоей симпатичной груди я хочу открыть свое сердце». На основании этого воспринимаемого сегодня как экзальтированное, а в то время принятого выражения Питер Освальд подозревал наличие у Роберта гомоэротической любви к своему другу Эмилию. Еще более подозрительным показалось психиатру студенческое предложение Роберта снять общую комнату, чтобы писать вместе пьесы для театров, и как доказательство приводится стихотворение, в котором Роберт называет своего друга «прелестно улыбающимся Адонисом». При этом, очевидно намеренно, не упоминается, что в этом стихотворении, состоящем из 16 строф, содержатся экзальтированные, но безобидные эротические фантазии, в которых главными героинями являются Лидди Хемпель, Нанни Петч и его ранняя любовь Ида Штельцель. О гомоэротической наклонности в этом юношеском стихотворении я ничего не вычитал и ничего не почувствовал.

В общем современная влюбленность Роберта в Нанни и Лидди в период возмужания не есть нечто необычное или характерное для Шумана; он развивает чувства в различных направлениях и может в любое время одно заменить другим, о чем недвусмысленно писал в письме к Флексигу в 1827 году, если сначала «обожаемой» была Лидди, то вскоре стала Нанни, и наоборот.