Музыка и тишина

Но что мне делать с Маркусом после всех обещаний, которые я дала Эмилии? Я говорила ей, что мы будем Дружной Семьей. Сказала, что стану заботиться о Маркусе «как о собственном Ребенке». Сказала, что он наконец-то будет счастлив. Но он не проявляет никаких признаков счастья. Ночью он плачет в кровати. Эмилии приходится вставать, чтобы его утешить; она почти не спит, и под ее серыми глазами появляются темные круги. Хоть он и произносит на несколько слов больше, чем раньше (одно из них «Отто»), от этого ни речь его, ни поведение не стали менее странными. Ест он очень мало. Меня он боится и ни за что не берет мою руку. Он писает в постель. И — что хуже всего — его надо держать подальше от Доротеи, поскольку, когда он на нее смотрит, в его глазах появляется всякому заметная жгучая Ненависть и, заявляю, он с удовольствием Убил бы ее кочергой, столкнул бы ее колыбель с лестницы или поджег ее одеяльце.

Однажды я сказала Эмилии, что Маркусу надо нанять Няньку и найти для него комнату подальше от моей. Но она так привязана к своему маленькому Брату-привидению, что только плачет и умоляет меня проявить терпение.

— Эмилия, дорогая, — говорю я ей, — не говори мне о Терпении, ведь ты прекрасно знаешь, что его у меня нет.

Фигура в пейзаже

Наступление нового года празднуется на улицах Копенгагена с большой пышностью.

Некоторые детали праздника были заранее организованы — музыкальные представления, дрессированные животные, акробаты, паяцы на ходулях, — а иные родились из энтузиазма горожан, из жажды новизны,которые, в свою очередь, порождают стремление к неумеренному потреблению спиртного.

Опьяневшие люди становятся клоунами, фокусниками, жонглерами. Они мажут лицо мукой, грязью. Девственницы изображают из себя шлюх, старые девы — проституток. Они пробуют танцевать на спинах своих терпеливых лошадей, впряженных в повозки. Им приходит в голову, что они способны забраться на самые высокие шпили города и полететь.

И когда Новогодний карнавал заканчивается — или, скорее, обессиливает, поскольку некоторые упрямцы отказываются признать «окончание» этого дикого веселья, — улицы представляют собой ужасное зрелище. Пьяных волоком растаскивают по домам. Мертвых увозят. Разбитую черепицу сбрасывают и в без того переполненные, источающие зловоние сточные канавы. В этот зимний день горожане смотрят на город и, собравшись в своих каморках, недоумевают, отчего они еще живы в такое время, что утаивает от них Бог и что Он со временем им откроет.

Король тоже смотрит, и душа его в смятении. Он смотрит внутрь и смотрит наружу. И везде видит все ту же нищету и запустение.

Он томится по тому, чему не может дать имени. Чаще всего он переводит свое томление на язык еды и питья. Он приказывает поварам совершенствовать кулинарное мастерство, изобретать новые способы приготовления дикого кабана, на которого охотится в лесах Фредриксборга. Он пьет до тех пор, когда уже не в состоянии ни говорить, ни стоять на ногах, и его приходится относить в постель. Слуги замечают, что изо рта у него дурно пахнет, а десны кровоточат. Его живот подобен бочке, полной сырого пороха, собирающиеся в нем взрывы не находят выхода, что причиняет ему боль, от которой он порой плачет, как маленький мальчик.

Чем-то он даже напоминает городских акробатов, которые на скачущей галопом лошади балансируют между небом и землей, между несовместимыми друг с другом состояниями и убеждениями. То, охваченный эйфорией, полный радужных планов, он записывает самые невероятные идеи по спасению своей страны, то, погруженный в мрачные мысли, молит о смерти.

В такие минуты он с горечью сознает, что втянут в трясину материального и преходящего и не способен ощутить в душе присутствие божественного и вечного. Он бормочет молитвы, но знает, что они тщетны. Бог где-то далеко и не слышит его. Снова и снова Король обращает взоры к своему ангелу, чтобы тот развел его грусть грустными песнями.

Именно в такие дни нового года во Фредриксборг прибывает группа купцов из Гамбурга.

Они принадлежат к числу самых богатых людей Германии и делят между собой такую значительную долю богатства страны, что никто не может понять, каким образом такое огромное состояние может быть сосредоточено в руках столь небольшого круга лиц.

Король Кристиан даже не стремится это понять. Для его планов это не существенно. Он приглашает гамбургских купцов во Фредриксборг и излагает им свое предложение: им надлежит выступить в роли ростовщиков. Собрав купцов в Парадном Зале, где оркестр Йенса Ингерманна играет отрывки из Die Schlacht vor Pavia [18]Маттиаса Веррекора, он сообщает им, что предметом залога является Исландия.

Ни признаков удивления, ни волнения заявление Короля не встречает. Эти скромно одетые посредники в совершенстве овладели искусством принимать все неожиданное, не выдавая своих чувств; это чрезвычайно важное умение в их профессии. Они даже не обменялись взглядами.

— Исландия? — спрашивает один. — Со всеми правами и патентами на разработку полезных ископаемых?