К нему подходит Маркус с Отто на руках и кладет кота Йоханну на колени, словно подарок. Затем он прижимается к плечу отца и через некоторое время спрашивает:
— Магдалена умрет?
Кот тихо мурлычит. В камине горит яркий огонь.
— Не знаю, Маркус, — отвечает Йоханн.
Через несколько часов тело Магдалены отдает крохотный плод, врач его уносит, кладет в мешок и хоронит подальше от дома.
Но кровотечение не останавливается. Сколько же в ней крови, спрашивает себя Йоханн, если столько уже вытекло?
Магдалена слабым шепотом говорит о том, что ее беспокоит: она просит Йоханна вернуть Ингмара из Копенгагена, ведь он уже и так достаточно наказан. Она говорит, что для Уллы надо найти заботливую кормилицу. Она просит Йоханна простить ее.
— За что простить? — спрашивает Йоханн.
— Ты знаешь, за что, — отвечает она и закрывает глаза, тем самым лишая его возможности продолжать.
Эмилия сидит рядом с Магдаленой, поит ее с ложки бульоном, даже полощет и меняет тряпки, засунутые между ее ног с целью остановить кровотечение, но ни один из мальчиков к ней не подходит. Борис и Матти решают задачи за столом в классной, а Маркус, лежа с «Картинами нового мира» на полу рядом с ними, рисует насекомых и колосья маиса.
Застав сыновей в классной погруженными в занятия, таких хороших и тихих, Йоханн спрашивает, где Вильхельм, но они отвечают, что не знают. Его комната пуста, он не был там с завтрака, за которым отказался от еды, сказав, что чувствует «боль где-то внутри. Боль от тошноты».
Йоханн отправляется его искать и наконец находит сидящим на ступеньке перед конюшней. Вильхельм не поднимает глаз на подошедшего отца. Он поглощен работой. Выбрав из груды палок, предназначенных для подвязывания кустов малины, ту, что подлиннее, он тяжелым ножом вырезает на ней простые узоры. Вильхельм уже там и здесь порезал пальцы, и алая кровь просочилась на очищенное от коры белое дерево, но он не обращает на это внимания и, когда Йоханн к нему обращается, продолжает обстругивать твердое дерево, прикрывая пальцем серо-коричневые участки, которые хочет оставить нетронутыми, и поворачивая палку в руках, чтобы проверить, ровно ли ложится узор.
— Как твоя тошнота? — спрашивает Йоханн. — Не прошла?
— Нет, — говорит Вильхельм.
— Тогда тебе, может быть, лучше не сидеть здесь на холоде?
Вильхельм молчит. Он продолжает работать, словно соревнуется со временем, словно должен выполнить свою задачу до захода солнца. Именно в этот момент и ни в какой другой момент до него в голове Йоханна Тилсена вспыхивают определенные мысли, связанные с его вторым сыном, и, видя, как Вильхельм сидит с ножом и палкой в руках, он обдумывает последствия одного-единственного вопроса, к нему обращенного.
И Вильхельм словно слышит вопрос, который еще не сорвался с уст отца. Йоханн замечает испуг в его опущенных глазах и окончательно убеждается, что Вильхельм смотрит вовсе не на палку, которую держит в руках, и даже не на землю, усыпанную легкой, темной стружкой, нет, взгляд его устремлен в глубь собственной души, и он думает о тех секундах, которые, если наступят, навсегда изменят его жизнь и жизнь его отца.
Отец и сын застывают: Йоханн, сверху вниз глядя на Вильхельма, Вильхельм, вперив взгляд в землю. Секунды проходят и сливаются в минуту. Минута проходит и прирастает секундами. День тих и спокоен, ни дыхания ветра, ни шороха деревьев.
Но вот Йоханн неожиданно поворачивается и идет прочь. Через плечо он спокойно говорит сыну:
— Вильхельм, не сиди на холоде. Лучше вернись домой.
И лишь когда Йоханн скрывается из виду и не может его слышать, Вильхельм обращается к пустому воздуху с мольбой понять его.
— Я не хотел ее убивать, — шепчет он. — Только
Даже малышка Улла притихла. Посетитель, зашедший в этот день в дом Тилсенов, никогда бы не догадался, что в нем происходит что-то ужасное.
Борис и Матти продолжают заниматься арифметикой. Маркус ведет беседы с жуком-рогачом, которого держит в выложенной мхом коробке. Кот Отто спит у камина.
Но в комнате с удушающим запахом, где ждут врач, Йоханн и Эмилия, агония Магдалены близится к неизбежному концу. Она впала в забытье. Когда врач пускает ей кровь из руки, «чтобы отвлечь ее поток от чрева и заставить остановиться», она даже не шелохнется.
Йоханн уже не гладит ее по руке, не кладет ладонь на ее холодный лоб, но стоит рядом и смотрит — будто она уже умерла и в спальне от нее остались лишь воспоминания: ее красные платья, легкий звон струи мочи о дно ночного горшка, который порой очень его возбуждал, ее ноги, прижатые к его телу, ее непристойные речи, ее смех, ее гордыня.
Ощущая осторожное отдаление отца от Магдалены, Эмилия понимает, что он хочет ее смерти, что в свои сорок девять лет он обессилел и мечтает о жизни, в которой ему не нужно будет мириться с ее присутствием.