Читаем Музыка как судьба полностью

убежденный в том, что время его оправдает. Так оно и случается, ибо оправдывают его такие же люди новых поколений. Но на взгляд беспристрастный, со стороны — такой художник жалок и не вызывает уважения. Отсюда обязательное презрение к морали, которое входит в комплекс художественного творчества, желание освободить творца от пут, оков морали. И в этом сильно преуспели, надо сказать! О саморекламе Композитор превращается в балаганного зазывалу, привлекающего внимание к себе, тонко подчас рекламируя свою музыку. Подобная продукция исходит иной раз из объединения «Экран». Если автор знает, что его музыка получает упреки в сухости, рациональности, ремесленности и т. д., он, наоборот, говорит о стихийности своего творчества. Отсутствие национальных корней, вторичное следование додекафонизму объявляется продолжением национальных традиций и т. д. Надо сказать, что в этом направлении некоторые авторы демонстрируют большую ловкость. Журнал‘ В редакции господствует снисходительно-презрительное отношение к хоровому искусству. Люди сбились в группировку, подобие салона, в котором господствуют свои вкусы, свои, заранее определенные мнения, своя, заранее определенная оценка всех явлений очень сложной современной жизни. Затхлый, спертый воздух с весьма неприятными оттенками царит в журнале. Полное презрение к Русской музыке, к ее традициям. Неспособные объединить вокруг журнала разные точки зрения, эти люди сами берут на себя, мягко выражаясь, судить обо всех и обо всем, выносить приговоры, писать, в некотором смысле, исторические обзоры, которые мало соответствуют истине и говорят лишь о предвзятости, необъективности, а подчас и о слабой компетенции их авторов. Серьезный, доказательный разговор отсутствует — он заменяется пустой болтовней. Ряд крупных композиторов Советской музыки попросту третируется журналом. жж 29/ХП <19>82 г. Слова Пастернака о Есенине поразили меня”. Ничего подобного по точности, по справедливости, тонкости восприятия (что совершенно неудивительно потому, что это слова подлинного поэта, говорящего о поэзии), по благородству собственной души, способной восхищаться красотой самозабвенно. Чувству соперничества, какого-либо выпячивания справедливости собственной поэтической платформы — здесь нет места. Он выше этого. Восторженная душа поэта чиста. В одном лишь я не могу с ним согласиться — в том, что самым драгоценным в Есенине представляется ему «образ родной (средне-русской) природы». Кажется 243

мне, что от Пастернака ускользнуло, быть может, главное в Есенине: не только чувство личной судьбы, но и судьбы того «коренного» и «родового» (слова Пастернака) и чувство слиянности этих судеб. Это не было свойственно никому более из поэтов. Глубина этой проблемы, как кажется, не ощущалась Пастернаком, ибо народное сознание было ему, в сущности, чуждо. На первый же план выступала его личность и ее судьба (в некотором — духовном — смысле «особенная»: еврей, принявший православие). И Пастернак, и Маяковский в сущности — не народные поэты, не люди народного сознания (в сущности — интеллигентская каста). Я не хочу изрекать истин «окончательных» для кого бы то ни было, я хочу лишь высказать то, что я чувствую. В судьбе Маяковского или Цветаевой, прекрасных поэтов, отразилась их собственная судьба (судьба «избранных» людей). В судьбе же Есенина отразились миллионы судеб. И он сам понимал это: неотделимость, показательность своей судьбы. В этом смысле он — явление сходное с ними и прямо им противоположное, даже враждебное. Собой были заняты безмерно и Цветаева, и Маяковский, и Пастернак, и Мандельштам, и Северянин. Желание принизить Есенина: Маяковский просто — «подмастерье»°, Пастернак более изощренно, тонко, наговорив кучу комплиментов, по существу же — не заметил главного (также, как и Маяковский) — народности (не «народничества»!). «Народничество» — не есть собственно народное, это явление сословное, дворянское, купеческое, интеллигентское («хождение в народ»), тогда как Есенин — само воплощение, певец народной стихии. Вот что отличало его от других известных поэтов. 1983 год 8 апреля Вернулся из Ленинграда. 3-го был концерт (с Нестеренко) в филармонии. Бойкот моей музыке печатью, находящейся под контролем Союза композиторов. Прошли 3 концерта: 1) хоровой-симфонический с премьерой — новые хоры (целое отделение); 2) хор Минина и Новый хор; 3) романсы и песни с Нестеренко при авторском участии. Обо всех трех концертах трижды просили газету «Ленинградская правда» дать заметки (хоть — коротенькие). Не было ни слова, [ни звука]... Сотрудник газеты — некто Холшевникова — отказывала под разными предлогами. Делегации людей: композиторы (в том числе молодые), артисты, жалующиеся на невыносимую обстановку, на травлю, унижения, невозможность исполнения музыки, бесконтрольную, злобную, беспощадную диктатуру мафии Петрова и др. На бесконтрольную обстановку в консерватории, в гос Капелле, открытую, наглую борьбу против всего русского, преследование русского. 244

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука