Музыка льда. Осколки

— Илюш, я сегодня с вами до 9, потом у меня встреча с Ахмедовым. Буду сдаваться. В обед я на месте, на второй лёд тоже постараюсь прийти. И ещё сегодня хорошо бы с Милой встретиться. Так что в основном управляйтесь своим умом и силами. И, да, будь другом, свяжись с Максом, скажи, что нам надо по шоу встретиться, в конце концов там и его постановки. Край уже.

Ландау мысленно зафиксировал поручения, что-то тут же поставил в напоминалки, зная, что по дороге Вика, включившая режим “босс”, ещё накидает задач.

— Что планируешь сказать Леоновой?

Это был скорее общий вопрос, но ответ удивил и даже разозлил.

— Буду извиняться, Илюх, — тихо сказала Домбровская.

— Класс!

Это был сарказм. Густой, настоянный на огорчении и обиде за нее. И, что уж там, за себя Илье тоже было обидно. Как ни крути, а это он видел боль, причиненную тогда еще просто коллеге и руководителю, но всегда женщине, заслуживающей самого бережного отношения, девчонкой, которую она вырастила с сопливого возраста. А та даже не потрудилась прийти и проститься лично, глядя в глаза.

****

Начало постолимпийского сезона Илья запомнит в первую очередь безразличным стуком телефона о поверхность рабочего стола на катке и таким же безразличным голосом Домбровской:

— Всем доброго дня. Начинаем работать.

В тот день никто не спросил у нее, почему пришлось срочно ехать в федерацию, о чем там говорили и чем так нехороши были разговоры, что женщина, которая какой только боли не переживала и выходила из нее, став еще сильнее, вдруг приходит на вечернюю тренировку гладко причесанной, с красными глазами и осипшим безразличным голосом.

И так все плохо. Не до разговоров.

****

— Илюшенька, не сейчас. Если захочешь, объясню вечером. Пока текущее…

Полчаса, которые занимала дорога на работу прошли в раздаче ЦУ, комментариях того, что уже было сделано, планах на будущее. Это был просто еще один день. Почти обычный. И только в конце, перед самым уходом, старший тренер, посмотрев на свою команду, сказала: “Еще нам нужен специалист по расстройству пищевого поведения. Психиатр. Или, может, психотерапевт. Быстро нужен. В идеале завтра. И лучше не из нашей системы. И не трепло”.

****

Год до первой олимпиады. Год до первой большой победы. До изветности, широкой, всеохватной, выматывающей, тоже год. Милка еще только подбирается к своей первой высоте. Аля. Аля уже давно хочет с нее спрыгнуть. Собственно то, что она делает и есть падение вниз. Летит, чтоб разбиться.

Маленькая женщина, Алькина мама, которая так нравилась когда-то тренеру Домбровской своей цельностью и устремленностью, готовностью помогать дочери в достижении спортивных успехов, сейчас смотрит в зеленые глаза Вики обиженно и зло:

— Виктория Робертовна, вы хотите сказать, что моя дочь психически больная? Ведь вы сами говорили, что вес для нее — критическое место! Разве она только для себя держит эту диету? Нет, скажите мне, если вам этого всего не надо, мы найдем тренера, который умеет работать на результат!

“Светлана, боже, как же у нее отчество? Ладно, неважно уже. И так все ясно!”— Домбровская внутренне машет рукой. В конце концов эта женщина — мать Али, девочка — ее ребенок. Ей виднее. Да и что правда, то правда: вес Альке набирать нельзя. Не остается у нее прыжков, когда прибывают даже не килограммы, а граммы. Кто бы мог знать еще год назад, как они будут этот вес держать зубами, руками, истериками и насилием над ребенком. Всего год назад Алька могла даже выпить бутылку газировки в выходной, а на следующий день прийти и прыгать все, что запланировано. Как много улеглось в один год боли и страха о возможном крахе мечты.

— Я вас прошу только об одном, следите, чтобы она ела хоть что-то, кроме этих добавок. Иначе прыгать ей будет просто не на чем. Для тренировки нужна энергия. Тело и так подвергается огромной нагрузке.

— Я не могу следить за ребенком, которого со всеми этими сборами и выездами на этапы почти не вижу. Дайте мне возможность ездить с вами, — это, конечно, выход, но сердце чуяло, что все может быть не так просто. Тренеры не зря не любят родителей, которым слишком нравится участвовать процессе тренировок. Редко это добром заканчивается.

Виктория тяжело вздыхает:

— Хорошо, я включу вас в ее группу. Только следите за ней, ради бога!

****

Аля смогла. Стала первой ласточкой школы Домбровской. Не прошло и десятка лет с той олимпиады, а теперь кажется, что Вика, Миша и Илья всегда стояли на вершине горы под названием “Женское фигурное катание” и взирали вниз на пасущие стада желающих попасть под их пристальное внимание овечек, мечтающих о лаврах чемпионов.

Раду родители притащили аж из Хабаровска. Цыганская кровь плескалась в темных глазах и алела на юных щеках. Послушный и красивый инструмент. Как и Алина мама, папа Рады верил, что у него чемпионка. Главное — подходящий возраст. Это много. Это важно. Если повезет, они не слишком захватят пубертат, изменения в теле. Всю ту боль, которой не смогли избежать с Алей. То, из-за чего пришлось положить саму Альку Извицкую под дамоклов меч и пришибить ей здоровье по полной.