Музыка лунного света

Они просто сели в машину и поехали. Провели несколько дней в Париже у детей Сидони, зная, что она их больше не увидит.

Сидони настояла на таком прощании: она не хотела, чтобы дети стали свидетелями ее ухода. Зато хотела сказать им, как любит их, как гордится ими, и в Париже они устроили праздник, и веселились три дня, а потом отправились к самым красивым камням в мире.

41

Начиная с двадцатого августа оккупационные войска стали постепенно покидать завоеванную территорию: французские туристы завершали каникулы в Бретани, напоследок празднуя полюбившийся fest-noz, и возвращались к себе в Париж, в Прованс, в холодные города, вглубь страны — и начинали мечтать о следующем лете в Финистере.

— С ума сойти, — говорили они, — таких рыбных блюд больше нигде не найти! А какие наряды местные надевают на Filets Bleus — праздник Синих Сетей в Конкарно! А morgana — экологически чистое пиво из пивоварни «Ланселот»? А этот pardon — церковная процессия, когда они нахлобучивают эти свои старинные чепцы и шляпы и просят у каждого встречного и поперечного простить им грехи? Как в Средневековье!

До этой даты за одну ночь можно было посетить несколько праздников: в любой деревне, что побольше, вас приглашали потанцевать прямо на улице, которую ради такого случая покрывали деревянным настилом. Танцевать гавот мог каждый: чем шире круг, тем больше удовольствия и тем тише становилось потом в лесах и в темных уголках, когда случайные любовники старались не стонать слишком громко.

Fest-noz в Кердрюке приходилось соперничать с танцевальными ночами в Рагене, Тревиньоне и в Кап-Козе, которые привлекали туристов кельтской музыкой, бретонскими рок-группами и китайскими фейерверками.

За несколько часов до назначенного fest-noz Женевьев Эколлье постучалась в дверь Марианны и с взволнованной улыбкой поманила ее за собой.

Она привела ее на антресоль и открыла потайную дверь, за которой хранились платья. «Выберите себе что-нибудь, — попросила Женевьев. — Музыкантша должна сиять».

Марианна собиралась играть на fest-noz. Она намеревалась поделиться со слушателями песнями, которые до сих пор играла одному лишь морю, а Женевьев хотела как-то в этом поучаствовать.

Мадам Женевьев приняла такое решение накануне вечером, когда они ужинали вместе с Марианной и Гретой. Впервые Марианна откровенно заговорила о том, что приехала в Кердрюк, чтобы покончить с собой. И о том, как день за днем все откладывала и откладывала свое намерение, до тех пор пока от него не осталась лишь бледная тень ужаса, ведь она прожила жизнь, а как будто и не жила. А потом она обрела неукротимую волю, выбрала свой путь и взяла жизнь в собственные руки.

Женевьев встала и поклонилась Марианне. Она глубоко уважала эту женщину, которая нашла в себе немалое мужество признать поражение и начать все заново.

Не то было с нею. Она-то как раз ничего не стремилась исправить, хранила тени прошлого и в облике платьев таила их с изнанки реальности, словно живых мертвецов. И потому, открывая дверь в свое прошлое, Женевьев чуть-чуть надеялась, что этого дара преображать себя самое и редактировать книгу собственной судьбы, свойственного Марианне, как-то причастится и она.

Марианна провела рукой по ткани платьев, к которым однажды уже украдкой прикасалась. И платья словно ожили, зашептались и со вздохом стали обмениваться впечатлениями, Марианна почувствовала легкое покалывание в кончиках пальцев, которое то усиливалось, то ослабевало.

Одно платье, казалось, было соткано из пламени. Оно таило в себе воспоминание столь могущественное, что никакими усилиями нельзя было удалить его из волокон этой ткани. Оно пылало, и по ее руке от него поднималась волна жара. Она стиснула ткань и услышала, как мадам Женевьев громко втянула сквозь зубы воздух. Это было красное платье.

Она отошла на шаг, чтобы не мешать мадам Женевьев снять его с вешалки. Эколлье расправила его на вытянутых руках; судя по омрачившемуся взгляду, добровольно сдалась в плен воспоминаниям и была заточена в темницу с решетками из утраченных радостей.

— Это платье было на мне в день помолвки, — прошептала Женевьев.

Ее пальцы провели по гладкой, мерцающей ткани.

— Когда все началось. Все. И ничего не кончилось. Ничего.

Черты ее словно сделались мягче.

— В брата моего будущего мужа я влюбилась в этом платье. Жизнь была добра ко мне, я была молода и хороша собой, и я любила этого человека. Любить… любить было совсем не то же, что быть любимой. Это означало отдавать, видеть, как человек расцветает, возрождается и живет благодаря твоей любви. Ты понимаешь, что наделена силой и что эта сила высвобождает в человеке лучшее…

Она опустила голову.

— Ален отверг мою любовь. И куда мне было ее девать? Что делать с этой отвергнутой любовью?

На платье упали слезы.