Музыка Мёртвого Моря

Михалыч не стал дожидаться, пока подачка упадёт в придорожную грязь. Стремительно взвившись в воздух, он перехватил добычу в полёте. После чего, даже не удостоив меня взглядом, ускакал в направлении какого-то высотного здания.

— Ну ты молодец, конечно, — сталкер перевёл взгляд на меня и печально вздохнул, — орать на всю округу. А ежели кто пострашнее бы выполз? А? Тут места такие, чуть зазеваешься и пиши пропало… Как ты такой непутёвый добрался-то сюда?

— Сам удивляюсь, — выдавил я улыбку, попутно силясь представить себе что-либо страшнее Михалыча.

— Ладно, Ива с тобой. Заходи!

Косматая голова исчезла, задёрнув за собой шторку. Следом раздался скрипящий звук со стороны трамвайного хвоста. Я обошёл вагончик и увидел небольшой квадратный проём, из которого выглядывал всё тот же бородатый сталкер. Он напряжённо озирался по сторонам, поторапливая меня активными взмахами руки.

Счастливчик впорхнул первый, мне же пришлось сильно пригнуться, чтобы пролезть внутрь. За нами захлопнулся тяжёлый люк, разом отрезав все звуки с улицы. В том числе и тревожную музыку.

— Странно, — высказал вслух свои наблюдения, — окно открыто, а шума наружного не слышно.

— Магия, — фыркнул сталкер, проходя мимо меня к носу вагона. — Сейчас для нас всё заумное — магия. Вот раньше как было? Учёный придумал силовое поле для звукоизоляции, инженер собрал. Для них это технология. А для обычного человека, сколько ни слушай объяснений, один чёрт — магия…

Изнутри трамвай оказался похож на техническую лабораторию конца двадцатого века. Там, где раньше располагались сиденья, стояли высокие ящики, шкафы и корпуса сложных электронных приборов. Последние имели на себе множество экранов, датчиков и кучу моргающих лампочек-кнопок. У отсека водителя был приварен стол. На нём, помимо вороха непонятного оборудования, стоял понятный и привычный чайник, а рядом — блюдо с ещё дымящейся тушкой кого-то мясного.

Счастливчик, учуяв запах жаркого, принялся взволнованно кружиться на месте и звонко тявкать. Попытки втолковать псу, что в гостях так себя вести не принято, с треском провалились. В конце концов я горестно вздохнул, повернулся к сталкеру, чтобы извиниться и… застыл в недоумении. На бородатом, суровом лице хозяина трамвая читалось выражение крайней степени умилённости.

— А-а, к чёрту, угощайтесь! — смахнув с глаза несуществующую слезинку, воскликнул он. И тут же подтолкнул нас к столу. — Не могу заставить голодать такого чудного пса! Ну… и спутника его… разумеется.

— Спасибо огромное! — воскликнул я, начиная примериваться к печёной тушке, выбирая самый мясистый кусок.

— Ой, нет, парень, тебе нужно кое-что другое… — меня бесцеремонно шлёпнули по пальцам, после чего усадили на ближайший стул и вручили миску с рубленной растительностью. На мой возмущённо-удивлённый взгляд сталкер лишь развёл руками:

— Ну прости, «костокрепом» помочь не могу. Он только для своих и под запись. Так что кушай, вот, салатик подорожниковый, переломы свои лечи.

Кажется, теперь я понимаю, почему веганы такие злые. Ещё бы! Попробуй погрызть один безвкусный салат, в то время как товарищи уплетают ароматное сочное мяско! От зависти позеленеешь.

Впрочем, жаловаться расхотелось уже спустя половину миски. Подорожниковый салат здорово уменьшал срок действия «Переломов», а также давал приятный бонус к прочности скелета на три часа.

— Не хотел я тебя пускать, — внезапно вздохнул сталкер. Скинув Счастливчику оставшиеся от тушки кости и вытерев руки о подол висящего рядом лабораторного халата, он продолжил:

— Ваши обычно мимо проходят, до нашего брата им дела нет. А ты, вот, упрямый попался. Так орал, что тебя Михалыч заметил. Нет, не подумай, он вообще мирный. Живёт себе в соседнем здании института, мерзость всякую отлавливает. Будто прибирается. Да, в общем, он и раньше уборщиком был. Клетки с лабораторными животными чистил. Там-то его и накрыло взрывом, да завертело в когтистую загогулину.

— А зачем тогда надо было меня спасать, если он мирный? — спросил я, скептически приподнимая одну бровь.

— Ну… — бородатый замялся, — детки у него сейчас. Вот он и неадекватен малость. Начнёт ещё человечинку жрать, усыпить придётся. Жалко. Привыкли мы к нему. Да и… этот… симбивоз у нас!

— Симбиоз, — машинально поправил я. Сталкер закатил глаза и махнул рукой.

Какое-то время тишина прерывалась только хрустом костей из-под стола.

— Кстати, — решил поинтересоваться, — а почему Михалыч, если она девочка?

— С чего это вдруг девочка?! — вскинулся бородатый. — Мужик он! Самый натуральный!

— Но… детки же…

— Мужик! — ещё раз рявкнул сталкер, для пущей убедительности стукнув ладонью по столу. — А как там у них, у когтястых — он кого или они его — это нам с тобой без разницы, понял?!

— Понял, без разницы, — покорно кивнул я. Вот только меня всерьёз обеспокоило увеличение поголовья «михалычей». Мамка… кхм… Папка, может, и дружелюбный, а что с выводком его делать? Дрессировать?