Музыка на Титанике (сборник)

На языке Пираха

«Рассказать тебе это на двух языках?..»

Рассказать тебе это на двух языках?
Рассказать тебе это на трёх языках?
Я не жил эту жизнь, я витал в облаках,
я витал в облаках, я ходил в дураках,
я не знаю, не помню любви —
только, стало быть, огненные языки
говорят из гортани моей… вопреки
этой жизни, которая мне не с руки —
дали в руки, сказали: живи.

Я не жил эту жизнь, она как-то сама

и, наверное, не от большого ума
получалась – подобно манере письма:
эти палочки, эти крючки,
друг за друга цепляясь, свивались в слова,
и они были мало опасны сперва,
лишь потом, так сказать… полыхали дрова
и плясали огня языки.

И на тех языках я витал в облаках,

и на тех языках я ходил в дураках,
в их божественных сполохах я впопыхах
что-то всё-таки тут учинил,
что могло б учиниться и так, без меня —
и до этого самого, видишь ли, дня
я трещу… а о чём – ты спроси у огня,
у бумаги спроси, у чернил.

На родном

1

На втором родном всё не так,

как на первом родном – родном:
ах, на первом родном всё всегда вверх дном
и во всём всегда кавардак.
На втором родном всё светло как днём
и качается метроном.
А на первом родном – качается сад
и снежинки во тьме блестят.

На втором родном за окном —

с молоточком прилежный гном,
а на первом родном за окном —
песня пьяненькая, со слезой.
И я знаю, что мне на втором родном
не побаловаться вином:
на втором родном я бревно бревном,
а на первом – лоза лозой.

2

На втором родном – названия:

все стоят к плечу плечом.
А на первом – лишь названивания:
было б, Господи, о чём!

Чинно щёлкнут карабинчики…

А на первом – лишь одни
колокольчики-бубенчики
с целым ворохом родни.

Полечу себе по небу я,

где высокий перезвон,
ничего от нас не требуя,
вышиб дно и вышел вон —

и лови по Божьим вотчинам

звук за лесом, за бугром
на как следует завинченном,
на толковом, на втором!

Ан заслышав карабинчики

и команду снизу: пли! —
унеслись мои бубенчики,
колокольчики мои.

«Облаку сделалось душно в кулаке…»