Музыка на Титанике (сборник)

Махнём, мой ангел, на просторы:
пасти отары, пить нектар!
Я б предложил литературы,
да вот немножко автор стар —
отсюда всякие повторы
и аватары бытия…
и, в общем, эти аватары —
они совсем не для тебя.

А кстати, эти аватары

и автору давно чужи,
как брошенные им квартиры,
покинутые рубежи,
похожие на вкус микстуры,
пасущие сердечный ритм —
ритм Библии, Корана, Торы…
зачем мы это говорим!

Ах, фьоритуры, фьоритуры —

одной, другой и третьей вторы
явленье в дальних зеркалах,
и видно хорошо отсюда,
как сообщаются сосуды
Христос, и Яхве, и Аллах.

Объявление

Потерялся маленький будда, надетый на нить,
вечно занятый небом и прочею ерундою.
Кто нашёл – к тому просьба немедленно позвонить:
я страдаю.
Он пока не успел научить меня ничему —
так что… я, как всегда, продолжаю самоанализ
и влюблён, как всегда, в эту пёструю кутерьму —
извиняюсь.

У него была колотушка и за спиной мешок —

полагаю, пустой, едва ли кто-то польстится,
и изогнутый посошок, и смиренный шаг,
и косица.
Сердца не было в нём, ибо он был внутри сплошной,
и снаружи сплошной… вообще весь сплошной: всецело.
Непонятно, зачем он, без сердца, ходил со мной —
его дело.

Я, конечно бы, мог и один – от миража к миражу:

это дело нетрудное и нехлопотное, по идее,
только скучное очень…
Нашедшего – вознагражу,
посмотрев в словаре смысл слова «вознагражденье».

«Я восстановлю по памяти…»

Я восстановлю по памяти,
никуда не годной памяти,
всё – а Вы меня поправите
или… или не поправите.
В моей памяти есть области
просто невозможной дряблости —
и пора оттуда вынести
залежавшиеся новости.
Там давно нужна ревизия,
но, по пыльным полкам лазая,
натыкаешься на частности
просто невозможной грустности:
например, на частность местности,
где мы были в безопасности,
или вот на частность доблести —
глупой в силу своей гиблости,
или Вы глаза подымете —
и тону я в них как в омуте,
или Вы глаза опустите —
и забуду я напасти те…
Ну а больше в моей памяти
ничего такого нетути…
разве глупые оборочки
залетевшей в бурю бабочки:
мы цеплялись за её крыла,
а любовь мела, метель мела —
и с тех пор гуляет в памяти:
ты, метелица, мети-мети…

«Я пишу тебе отчёт, разлюбезный хаос…»