— Всех не знаю. — Он указал пальцем. — Это, конечно, Маркус. И Роузмэри. Вот ее сестра, Флоренс, и Конни. Это, — он показал на очень светлого негра, обнявшего Маркуса за шею, — Джеймс Гордон. Они с Маркусом были лучшими друзьями чуть не с колыбели. Его убили во Вьетнаме. Этих парней — тоже. Бобби Мейкпис, — он ткнул в парня со слегка взъерошенными волосами орехового цвета и маленькой остроконечной бородкой, — был женихом Конни Юинг. И… не могу вспомнить, как звали этого парня. Когда он погиб, в газете напечатали его большую фотографию, в возрасте шестнадцати лет, с призовым бычком, которого он вырастил и продал за рекордную цену. — Его голос смягчился. — Моя мама плакала.
— А это кто? — Элли указала на девушку в цветастой юбке.
— Не знаю. — Он взял снимок, сузил глаза. — Там был какой-то автобус с хиппи, он совсем развалился близ города, как раз тем летом. Я не очень хорошо помню, но четверо или пятеро из них остались здесь на все лето. Мой брат считал их отбросами общества.
С внезапным ужасом Элли подумала, что ее отцом мог оказаться брат Блю. Тогда Блю приходится ей дядей.
— А сколько ему было лет?
— Около четырнадцати или пятнадцати, кажется. "Фу!"
— Хм… — Она старательно разглядывала лица, пытаясь сочинить что-нибудь, что помогло бы объяснить Блю ее странную заинтересованность. — Он есть здесь на фото?
— Нет. Он был слишком мал. — Блю просмотрел еще несколько фотографий, сделанных в один день, и передал их ей. — А, я знаю, что это такое. Для парней, которые отправлялись на войну, каждое лето устраивалась вечеринка. Общий праздничный ужин и большая кружка пива где-нибудь в парке. Так делали до самого конца войны. Я ходил туда со своим братом. — Он просмотрел еще несколько снимков. — Вот. — Блю покачал головой и отделил один снимок группы парней, состоящей из Маркуса, светлокожего мальчика, который был его лучшим другом, и троих белых. — Только Маркус и еще один белый парень вернулись домой. — Блю поднял глаза. — Как раз на этом месте и возводится памятник.
Ощущая странное волнение, Элли взяла фото.
— Бедный Маркус.
Мальчики смотрели на нее из солнечного дня, и вся жизнь была у них впереди. Только некоторые из них достигли уже того возраста, когда можно было отпустить бородку, а их тела еще отличались той неловкой худобой, от которой девочки избавляются гораздо быстрее.
Когда Блю отвернулся, чтобы взять другие фотографии, Элли притворилась, что просматривает свою пачку, а потом, словно потеряв к ним интерес, положила первые несколько снимков на пол, указательным пальцем придерживая тот, на котором была ее мать.
— Какие они все милые! — сказала она, поверх плеча Блю разглядывая следующий снимок.
Это были обычные фотографии, запечатлевшие самые разные моменты жизни: люди ели, смеялись, корчили рожи, гримасничали кто как мог. Блю перестал ворошить фото, когда обнаружил еще один снимок Маркуса с другом. Фотограф поймал момент, когда они оба с выражением скрытого веселья наклонились над своими хот-догами, и их волосы блестели на солнце.
— Они были так молоды, — сказала Элли. Когда она потянулась за снимком, Блю отдал ей всю пачку с торопливостью, которая заставила ее поднять глаза. — Что-то не так?
— Нет! — Это прозвучало тяжело. — Тут моя жена. — Он тихо застонал. — Я и забыл, какой хорошенькой она была в детстве.
— Жена?
— Она погибла. В автокатастрофе пять лет назад. — Эти слова пронзили ее, и Элли подняла глаза.
— Мне очень жаль. Тебе не слишком везло, верно?
Он повел плечами, потом вложил фотографии ей в руки и встал.
— Я хочу поискать что-нибудь попить. Сейчас вернусь. — Она кивнула, отводя от него взгляд, этот голодный взгляд, который захочет проникнуть в его израненную душу, и — что? Она никогда не знала, зачем ей эти больные места в душе мужчины, но они всегда притягивали ее. Может, она хотела возложить на них руки, как целитель в древности, и убрать боль. Это никогда не срабатывало. Она вздохнула и воспользовалась случаем, который предоставляла ей судьба, — попыталась отыскать еще какие-нибудь фотографии матери.
Их оказалось две. На одной она была с другой девушкой, одетой в том же стиле хиппи. На второй она облокотилась о стол, на котором Маркус и парень с бородкой орехового цвета играли в какую-то игру. Диана улыбалась, но было невозможно определить, парню ли с бородкой или кому-то за кадром. Блю сказал, что бородатый был женихом Конни. Если Диана с ним путалась, тем больше причин у Элли не открывать пока своего секрета. Чувствуя вину — Роузмэри открыла перед ней свой дом, а Элли собиралась украсть несколько фотографий, — она тем не менее вложила все три снимка в свой блокнот и пообещала себе, что вернет их, как только сможет. Это же не воровство, если она принесет их назад.