Музыка ночи

– Да, – согласился мистер Бергер. – И не только ее. К примеру, на вечеринках я иной раз вижу субъектов, ряженных под Наполеона. Однако я не считаю, что видел Наполеона Бонапарта.

– Наполеона у нас нет, – уточнил мистер Гедеон.

– Нет? Отчего же?

– У нас здесь персонажи – только вымышленные. С Шекспиром, надо признать, дело обстоит слегка запутанно, и поэтому у нас иной раз случаются проблемки. Но правила не являются четкими и жесткими. Будь оно иначе, все шло бы весьма гладко. Но литература не является набором устоявшихся канонов, верно? Представьте, как стало бы серо, уныло и скучно, не так ли?

Мистер Бергер уставился в свою чашку, как будто в расположении чаинок на донышке ему могла раскрыться суть вещей. Когда этого не произошло, он сцепил перед собой ладони и покорился грядущему.

– Ладно, – дрогнул он губами. – Расскажите мне о ваших персонажах…

По словам мистера Гедеона, огромное значение в этом отводилось широкой публике.

В какой-то момент персонажи становятся столь хорошо знакомы читателям – да и нечитающим людям тоже, – что обретают плотность существования без привязки к странице.

– Возьмем, например, Оливера Твиста, – развивал мысль мистер Гедеон. – Многие о нем наслышаны, знают его по имени, даже не потрудившись почитать текст, которому Твист обязан своим существованием. То же самое Ромео и Джульетта, Робинзон Крузо, Дон Кихот. Назовите имена героев любому мало-мальски грамотному человеку с улицы, и вне зависимости от того, знаком ли он с текстом, он без запинки охарактеризует вам Ромео с Джульеттой как несчастных влюбленных, Робинзона Крузо как сидельца на необитаемом острове, а Дон Кихота как сумасброда, воюющего с ветряными мельницами. По аналогии, насчет Гамлета скажут, что ему являлся призрак отца, что капитан Немо плавал в подводной лодке, а Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян – дружная четверка мушкетеров.

Предположительно, числу тех, кто достигает такой известности, имеется предел. Занятно, правда? И конечно же рано или поздно прославленные персонажи находят свое пристанище здесь. Но вы удивитесь, какое количество народа может вам поведать что-нибудь о Тристраме Шенди, Томе Джонсе или о Гэтсби[10]. Признаюсь вам, что я и не представляю, где конкретно находится точка этого перехода. Известно лишь, что в какой-то момент те или иные персонажи становятся настолько знамениты, что буквально впрыгивают в наш мир, после чего материализуются внутри или вблизи нашего заведения. Так было всегда, с той поры, как родоначальник библиотеки мистер Кэкстон, незадолго до своей смерти в тысяча четыреста девяносто втором году, основал здесь первое книжное хранилище. Согласно хронике, он сделал это после того, как в тысяча четыреста семьдесят седьмом году к нему на порог явились некоторые из чосеровских паломников[11].

– Некоторые? – переспросил мистер Бергер.

– Насчет всех сказано не было, – сдержанно ответил мистер Гедеон. – Но у себя на дворе Кэкстон обнаружил Мельника, Судью, Рыцаря, Аббатису и Ткачиху, которые оживленно меж собою спорили. Убедившись, что они не лицедеи и не умалишенные, Кэкстон понял, что им нужно найти место для постоя, причем подальше от любопытных глаз обывателей. Ему не хотелось быть обвиненным в колдовстве или еще и в ереси. У него были враги: там, где есть книги, всегда, наряду с любителями, будут и их ненавистники.

Кэкстон подыскал им сельское поместье, где заодно и обосновал хранилище для своего книжного собрания. Он позаботился и о притоке средств на нужды библиотеки, написав завещание. Как видите, система действует до сих пор. В основном мы оприходуем то, что нужно списывать, и списываем то, что полагается оприходовать, ну а разница помещается в трест.

– Я как-то не вполне понимаю, – признался мистер Бергер.

– Все элементарно, – махнул рукой мистер Гедеон. – Суммы с виду пустяшные: где полпенни, где четвертушка цента, лиры или другой валюты. Если автору причитался гонорар в девять фунтов десять шиллингов и шесть с половиной пенсов, то с него снимается полпенни, которые переходят к нам. Точно так же если компания должна издателю семнадцать фунтов восемь шиллингов и семь с половиной пенсов, с них взимается восемь пенсов. И так по всей отрасли, вплоть до каждой отдельной книги, проданной в розницу. Иногда мы оперируем буквально частицами пенсов, но когда крохи стекаются со всего мира и складываются, то на фондирование треста, содержание библиотеки и проживание персонажей набирается кругленькая сумма. Нынче это уже встроено в систему книгоиздания и идет, можно сказать, самотеком.

Мистер Бергер напрягся. Подобного финансового крючкотворства ему не снилось даже при работе с «Реестром закрытых счетов». Хотя зерно в этом определенно было.

– А о каком тресте вы говорите?

– Трест – всего лишь название, удобства ради. В организационном плане его давно уже нет, как и попечительского совета. Все сосредоточено в одних руках. Трест – это я. А когда я уйду, Трестом станет мой преемник на посту библиотекаря. Работа не бей лежачего. Мне даже редко когда приходится подписывать счета.