Музыка ночи

Но на замок пелена не опустилась, и равнина между стенами и лесом оставалась чистой и открытой. Однако в том не было утешения, так как эта пелена полонилась незнакомым стуком, скрежетом и ревом, а также криками тех, кто не сумел вовремя бежать под прикрытие крепостных стен. Король слышал, как снаружи к нему взывают о помощи, и громкость тех голосов росла сообразно их страданию, покуда один за одним они не угасли по милости смерти.

Выжидать безучастно король более не мог. Он созвал своих конных рыцарей и пехоту, вооружил в своих стенах всех, кто мог носить оружие, и изготовился к битве. Королева остановить его не пыталась. Она и сама готова была отправиться вместе с ним, если бы он ей позволил, но он велел ей заботиться о тех, кто остался в стенах замка, и править в его отсутствие. Перед тем как открылись ворота, она с единственным поцелуем молвила:

– Пока ты не вернешься, я не буду знать покоя. Но до возвращения твоего не пророню ни слезинки: ведь это будут слезы скорби по тебе.

С самой высокой башни королева смотрела, как король ведет свое войско в туман, окутывающий тысячи конных и пеших.

Потянулись дни, наводненные призрачным шумом дальней битвы, с зовами труб и звончатым перестуком клинков, а когда туман начал рассеиваться, из леса выехал единственный всадник, и это был король. Обитатели замка взволнованно готовились к встрече. Ворота широко распахнулись, и люд приветствовал и восславлял своего правителя, хотя лик его был изможден, а кожа приобрела восковой оттенок.

В то мгновение королева узрела не своего супруга, а лишь тень некогда статного монарха. Изможденный король сидел на чахлом костлявом коне, чей косящий взгляд был преисполнен безумия и ужаса. Едва королю помогли спуститься с седла, как конь замертво пал наземь.

Королева повела своего супруга в их общие покои и помогла ему освободиться от окровавленных доспехов. Она омыла раны на его теле, и когда он стоял перед ней, уязвимый и беспомощный в своей наготе, из глаз ее скатилась одна-единственная слеза. Король, поцеловав ей щеку, своим лобзаньем впитал соленую влагу, и его взор вновь стал ясным и осмысленным.

С этого момента он начал набираться сил и обретать свой прежний облик, но перестал говорить, как будто воцарившаяся на поле боя тишина лишила его дара речи. Правил он по-прежнему справедливо, но теперь отдавал приказания с помощью жестов и посланий на свитках, а ночами возлежал с королевой на супружеском ложе. Между тем туман не исчез – он отступил в самые дальние края владений.

Королева ощущала его промозглым холодом в костях и мутноватой дымкой, которая застилала ее глаза.

А через год после своего возвращения король появился на дворе замка, вновь облаченный в доспехи и восседающий на статном скакуне. Когда королева спросила, куда он собирается, он указал мечом на север, и стало ясно, что он возвращается в туман. И тогда она изрекла во второй раз:

– Пока ты не вернешься, я не буду знать покоя. Но до возвращения твоего не пророню ни слезинки: ведь это будут слезы скорби по тебе.

На сей раз правитель возвратился всего лишь спустя одну ночь, но опять исхудалым и с заострившимися чертами лица. Славный его конь обезумел, как и прежний скакун.

Королева вновь уронила слезу, которую король подхватил своим лобзанием и исцелился.

Так продолжалось девять лет: что ни год – то поход, а за ним возвращение – одинокая слезинка. Однако королевство процветало, и купцы прибывали сюда из земель, расположенных за туманом, огибая в пути безмолвный лесной простор, где обосновался морок. Птицы боялись пролетать над чащобой, олень не появлялся из-под его сени, ну а кому хватало безрассудства заглянуть в заколдованный лес, пропадали на веки вечные.

На десятый год королева, более не в силах сдержать любопытства, послала одного из самых верных и отважных слуг вслед за королем, чтобы он, преодолев страх, проник под полог тумана. Дабы защитить слугу, она дала ему самый сильный оберег, какой только у нее был: пузырек с кровью единственного выношенного ею ребенка – девочки, что явилась из утробы уже мертвой.

И вот слуга пустился следом за королем, который в пути ни разу не обернулся. Так они добрались до леса. При виде всепоглощающего седого покрова сердце слуги захолонуло от ужаса, но он любил свою госпожу – он бы сгорел со стыда, если б вынужден был воротиться и сказать, что спасовал при первом препятствии.

Сумрачная же завеса тумана раздвинулась в стороны, пропуская в глушь короля, и сразу же сомкнулась у него за спиной.

Слуга открыл пузырек с кровью мертвого младенца и окропил ею свою голову, а также лоб своего коня, как научила его королева. Оба они тотчас стали невидимы и ступили в туман.

Деревья здесь были безжизненны, сучья их голы, а стволы посерели и высохли, отчего они казались столь же бесплотными, как и туман. Слуга мог видеть перед собой всего на несколько футов, однако следовал за королем по пятам.