Музыка ночи

– Что ты принес, Мэггз? – послышался из-за двери ее приглушенный, но вполне отчетливый голос.

– Книгу, мисс, – сообщил он. – И даже не книгу, а книжицу – и весьма странную.

– Она опасна, Мэггз. Я нюхом чую. Она шепчет. Тебе не надо было ко мне с ней являться.

Мэггз заморгал. Это как еще понимать?

«Нюхом чую… шепчет».

– Я… не понимаю, что вы имеете в виду, мисс, – зачастил он.

– Хватит, Мэггз! Ты намереваешься всучить ее мне, но я ее не хочу.

Мэггза пробрала тошнотворная волна ужаса, и у него подкосились ноги.

Лишь сейчас он осознал, как ему хотелось избавиться от проклятого фолианта.

– Мне нужен ваш совет, мисс! – взмолился он. – Как мне с ней поступить, мисс?

– А что она с тобой вытворила? Только будь честен. Не ври мне.

– Не сочтите меня безумным, мисс Дануидж. Но она… исписана письменами на каком-то древнем языке, и эти самые каракули расползлись по моей квартире и по всем моим вещам. Моя библиотека испорчена. Это такая напасть, мисс! Прямо болезнь, которая разрастается…

– И ты принес ее сюда?! – донесся из-за двери панический возглас. – У нас в доме огромное книжное собрание, Мэггз!

– Но, мисс, ничего дурного у меня и в мыслях нет, я откровенно напуган. Скажите мне, пожалуйста, как мне быть! Как сделать так, чтобы она не причинила мне вреда?

Наступила пауза, после чего Элиза Дануидж велела Мэг-гзу поподробнее рассказать ей о книге. В ее голосе слышались нотки любопытства. Значит, она заинтригована – и не мудрено, особенно с учетом тех книг, которые она коллекционирует.

Конечно, она осторожничает, но тут можно догадаться почему.

Через закрытую дверь Мэггз поведал ей все: и то, как наткнулся на «кирпич» среди книг Сэндтона, и то, как пытался уничтожить фолиант.

– И она была завернута в ткань? – уточнила Элиза.

– Да, – подтвердил Мэггз. – В старую – но чистую – тряпицу.

– Думаю, Мэггз, ты скоро поймешь, что это больше, чем тряпка. На ней нет никакого орнамента, узоров, надписей или символов?

– Если честно, я ее не разглядывал. По-моему, это обычная ветошь, мисс.

– Тогда присмотрись к ней повнимательнее, Мэггз. Ты говоришь, фолиант лежал в той же коробке, что и книги Сэндтона, да? А тома при твоем первичном осмотре были не повреждены? И беды начались лишь после того, как ты развернул тряпку? Ох и беспечный ты человек, Мэггз. Уповай теперь на то, что ткань отыщется и ты ее не потерял, растяпа.

– Почему, мисс? Пожалуйста, не молчите!

– Полагаю, это твой своеобразный щит: может, заклятие или колдовской плат. В общем, называй его, как тебе угодно, Мэггз, но знай – он сдерживал силу книги! К сожалению, ты сам освободил то, что жило в фолианте, сейчас оно оказалось на воле.

– Но кто же там… на воле? – с мукой в голосе выкрикнул Мэггз.

Элиза рассмеялась скрипучим смехом, повергающим в трепет. То был хохот нежити, которой людские страдания упоительно забавны.

– Сдается мне, Мэггз, что тебя угораздило найти джинна, – вымолвила Элиза. – И на редкость скверного. Джинн – это книга, а книга – это джинн. Ну а беда состоит в том, что джиннами движут какие-то цели, и тебе остается лишь ждать, чем все обернется. Но тебе придется потерпеть, Мэггз! Когда все свершится, ты поймешь, что я права. А пока отыщи ткань, оберни ею книгу и принеси мне. Но учти, Мэггз: никаких фокусов. Ткань обязательно должна быть искомая. Ясно? Если вздумаешь смухлевать, сожру с потрохами. А теперь пошел вон, чумная ты крыса.

Мэггз подчинился. Вступать в пререкания с Элизой Дануидж он не осмелился, да и найти тот оберег или щит ему действительно хотелось. То была жизненная необходимость.

Мэггз припустил домой. Желание завернуть фолиант в ткань было посильнее, чем стремление Элизы Дануидж заполучить драгоценный «Атлас». Мэггз так рвался домой, что выкинул фортель: взял и разорился на такси (это при его-то скаредности). По пути он размышлял над словами Элизы. Ничего себе: джинн. Разве такое вообще возможно? Неслыханно. Прямо из сказки «Лампа Аладдина»! Что еще за «Тысяча и одна ночь» – в Лондоне?

И что она говорила насчет цели? Судя по выкрутасам книги, если такая цель у джинна и есть, то состоит она исключительно в порче книг и обоев.

Но тогда дело уже сделано и портить ему более нечего. Если Элиза права, то получается, что худшее позади?

У себя в меблирашке Мэггз принялся расшвыривать тома, пытаясь вспомнить, куда он мог кинуть тряпицу. Он вроде оставил ее на столе, но она как сквозь землю провалилась. Ну и ну! И где она, черт бы ее подрал?

Краем глаза Мэггз уловил какое-то движение и, обернувшись, увидел тряпицу. Она, словно влекомая сквозняком, невесомо скользила к камину с еще теплыми угольями. Мэггз в прыжке схватил ее прямо в воздухе. Та шевелилась, как живая, но он зажал ее крепко. Стискивая ткань в кулаке, Мэггз кинулся в спальню и захлопнул за собой дверь.