– Покажите мне мальчика, который любит школу, а я покажу вам задиру и грубияна. Должен вам сказать, что в первые три месяца я испробовал все хитрости, шалости и выходки, надеясь, что меня отправят домой. Но директор был не так строг, он не хотел лишиться моей платы за обучение и престижа моего присутствия. Все, чего я добился, была репутация умника. Совсем неплохо, если б не совершенно непредсказуемые последствия моей учебы. Я был маленьким болезненным ребенком. Если ты недостаточно силен для задиры или не можешь кого-то хорошенько поколотить, тогда быть умником не такая уж большая честь.
– Там вы познакомились с мистером де Лентом? – тихо спросила она. – Вот почему вы теперь думаете об этом?
– Маленькая голубка, вы слишком уж проницательны, – с горечью улыбнулся он.
Сара нахмурилась.
– Тогда что он за человек? Сильный или умный? – Она покачала головой. – Не знаю. Но сильный вряд ли. Думаю, он был умным… но жестоким.
– Вы способны рассказать эту историю лучше, чем я. – Сара покраснела, и он быстро прибавил: – Это комплимент вашей проницательности, а не критика. Вы правы. Он был умным, намного умнее меня. У него было умение влиять на людей, подобных ему. Может, вы слишком понятливы, чтобы принять человека вроде него, я, видимо, таким не был. Я много лет считал его благородным парнем и настоящим другом. Теперь я знаю, что сначала он привязался ко мне только под воздействием моего отца. Ум и очарование не мешали ему быть лидером большинства потасовок и розыгрышей, более деятельного мальчика не было за всю историю Итона. Ему это нравилось, он всегда был в центре событий. Но даже под его покровительством я не чувствовал никакой радости. Школа была не для меня.
Сара кивнула и отвела взгляд – явный признак ее несогласия.
– Я понимаю ваши чувства, хотя не думаю, что все, кому нравится школа, заслуживают вашего осуждения. Я очень довольна своим пребыванием в школе.
– Почему? – спросил он с искренним удивлением.
– Девочки… сначала они думали, что я бедная родственница кого-то близкого им по социальному положению, и меня пусть не любили, но терпели. Все были из очень хороших семей, умели играть на фортепьяно, читали по-французски, изучали поэзию, арифметику, географию, дикцию. Я тоже училась, хотя не имела их образования, и сначала мне было очень трудно. Конечно, все думали, что немного тупая. И я была старше, чем многие из них. Я начала учиться в восемнадцать лет, а большинство девочек в четырнадцать или в двенадцать, но по моему виду они не могли подумать, что я старше. Плохому я не придавала большого значения, я была там, где хотела быть, а есть вещи похуже.
– И там не было задир? – недоверчиво спросил Себастьян.
– Были. Поэтому спустя четыре года я ушла, хотя рассчитывала остаться на шесть лет. Девочки не дрались, всегда было вволю еды. Чего я не могу сказать о большей части своей жизни. Кроме того, я многому там научилась, так много узнала.
Впервые Себастьяну пришло в голову, что его ненависть к школе возникла из идиллического представления о счастливой жизни дома. Хотя отец всегда был холоден и строг, мать любила его безгранично, и разлука с ней сделала его первые школьные годы особенно трудными. Но сейчас он вспомнил добродушных мальчиков, которые предпочли школу с ее мелкими жестокостями затворничеству детской комнаты с обществом только из гувернантки да слуг. Вспомнил одного первоклассника, который рыдал, узнав, что должен ехать домой на Рождество, а когда вернулся, спина у него была покрыта рубцами от побоев.
Себастьян мог представить облегчение и радость застенчивой, испуганной Сары, когда она выяснила, что самым жестоким наказанием будет удар по рукам. С тех пор как она пришла сюда, он десять раз на дню порывался спросить ее о жизни до школы, но, предвидя реакцию Сары, тут же отбрасывал эту мысль. Сейчас она сама затронула интересующую его тему, и он почувствовал, что может пойти дальше.
– А как вы попали в школу? – спросил он без особой уверенности, что Сара ответит.
Секунду помедлив, она кивнула, будто удовлетворенная чем-то, чего Себастьян не мог понять.
– Моя лучшая подруга детства вышла замуж за… очень богатого человека. Почти на два года я стала ее горничной и компаньонкой. Но мне хотелось добиться чего-то самой, а не принимать то, что мне дают из дружбы.
– Это понятно, – сказал он, когда Сара замолчала.