– И отвратительным, – искренне добавил Себастьян. – Но сначала осмотрим его. – Как он и предполагал, каменная плита, которую бы замуровали при использовании склепа, была еще сдвинута. – Идемте. Сара насторожилась.
– А там ничего… никого внутри нет?
– Разумеется, нет, – улыбнулся Себастьян. – Видимо, тот, кто его заказал, потом изменил свое решение насчет захоронения в Венеции.
Пока они разговаривали, отдельные капли превратились в мелкий дождь.
– Скорее! Там сухо!
Он протиснулся в щель между плитой и стеной мавзолея, – вернее, попытался. Он стал значительно больше, чем семнадцать лет назад, когда легко проскальзывал внутрь, теперь это стоило ему пуговицы на пальто и нескольких ушибов.
– Все в порядке? – с беспокойством спросила Сара.
– Содрал чуть больше кожи, чем рассчитывал, а в остальном все в порядке. Теперь вы. Быстрее, не то промокнете.
– Себастьян, взгляните на мои юбки. Я не могу в них этого сделать.
– А нельзя их как-нибудь сжать? – предложил он.
– Они все равно не сожмутся, пока останутся на мне.
– Тогда советую вообще снять кринолин.
– Прямо здесь? – больше с насмешкой, чем с возмущением спросила она.
– Достаточно холодно, и если вы промокнете, то замерзнете до смерти. Никто здесь на вас не смотрит, и если я должен опять вылезти, содрав еще больше кожи…
– Ладно! – Сара подняла юбки, отстегнула пояс и сняла кринолин. – Теперь вы довольны? – спросила она, просовывая в щель свое хитроумное приспособление и влезая в склеп.
– Вполне, – с некоторым самодовольством ответил Себастьян.
Тщательно уложенные локоны влажными прядями свисали ей на лицо.
– Весьма изощренный способ освободить меня от одежды, – заявила она с притворной суровостью, отбросив с лица волосы.
– Моя дорогая маленькая голубка, вы слишком облегчили мою задачу.
Теперь, когда Сара была внутри, он мог оглядеться. Склеп показался ему еще меньше и темнее, чем семнадцать лет назад. Возможно, слой грязи на полу стал толще, да расползлось зеленое пятно в углу, где протекала крыша, а в остальном все было так, как он помнил.
Сара разостлала на одной скамье пальто, сняла перчатки и сильно потерла лицо. Себастьян занял вторую скамью.
– Мальчиком я лежал здесь, представляя, что так будет, когда я умру.
– По-моему, это ужасно.
– Не так ужасно, как вы думаете. В главном поместье нашей семьи в Уилтшире есть огромный мавзолей, построенный в 1725 году, когда мой предок Уортем был возведен в графское достоинство. Мой знаменитый прадед, ставший первым графом Уортемом, видимо, был уверен, что граф заслуживает лучшего места упокоения, чем простой барон, от которого он унаследовал богатство. Начиная с него, любой из рода Уортемов должен быть похоронен там, включая каждого неженатого мужчину и незамужнюю женщину.
– Почему вам это не нравится? – Сара недоуменно сдвинула брови. – Знать, что там всегда будет место для вас, что вам даже не придется беспокоиться насчет могилы. В этом есть удобство.
– Для меня это принуждение, а не удобство. Большую часть моей жизни определили до моего рождения. Каким я должен быть, где и в какой школе учиться, кем должен стать. Поскольку я граф Уортем, я должен прилежно учиться. Я должен заниматься благоустройством своих поместий. Я должен быть надежным вигом. Я должен знать свои обязанности, чтить и выполнять их. Мой отец стал таким, как мой дед, который стал таким, каким был его отец. Мне совсем не нравилось, какими они были, я не стал одним из них. Я не хочу занимать предназначенное мне место рядом с ними даже после смерти.
Он вдруг замолчал, удивленный тем, сколь далеко завел его вопрос Сары. Никогда в жизни он не задумывался над своими эмоциями. Никогда в жизни не старался понять свою яростную антипатию к тому, что было так дорого отцу. Он просто ненавидел отца за то, кем тот был, и ненавидел все, что любил отец.
– Мы поразительно разные, – медленно сказала Сара. – Хотя в сущности хотим одного и того же – быть самими собой. Меня не устраивает общество, которое ничего не даст женщине вроде меня, потому что я хочу выразить себя как личность. Вас не устраивает общество, которое дало вам все и заранее определило, кем вы должны быть, чем заниматься и где лежать после смерти, потому что хотите остаться самим собой.
– Да, – ответил Себастьян, понимая, насколько она права. – Я знаю, что не должен жаловаться. Я богат. Я знатен. Имею власть. Я не хочу от всего этого отказываться. И не буду. Но я хочу большего, как бы эгоистично, мелко и непрактично это ни выглядело.
– При желании я могла бы провести остаток жизни как гость в доме моей лучшей подруги, – тихо сказала Сара. – Могла бы иметь удобства и роскошь, о каких раньше даже не подозревала. Но я тоже хочу большего. Если вы мелочны и непрактичны, значит, и я такая же.
Себастьян невесело засмеялся.
– Вы по крайней мере имели мужество отказаться от предложения вашей подруги.
– Но я не рождена для этого, и ничего, что имеет она, не принадлежит мне. А все, что есть у вас, это ваша собственность, и вы можете поступить с ней по своему выбору. Такова разница между вами и мной.