Музыка ночи

В таком состоянии его даже не пугало осознание того, что он в нее влюбился. Полюбил такой любовью, которая предполагает совместную жизнь, рождение детей и старение. В конце концов, так поступает каждый человек — ну по крайней мере счастливый: влюбляется, обзаводится спутником жизни, домом, детьми, которые вырастают совсем не такими, как ожидаешь, но если они счастливы, все в порядке. Круг поворачивается, и иногда происходят печальные события, но потом он поворачивается снова, и наступают зеленые времена. И обычно все хорошо кончается.

Понимание этого как-то приподнимало его, словно наполняя летучим газом, и, не задумываясь, он положил образцы и пошел в дом переодеться. Пайкет с надеждой побежала за ним по ступенькам, и он вспомнил, что сегодня еще не давал ей лекарство.

— Ты меня за это ненавидишь, верно? — сказал он и скормил ей крошечную желтую таблетку, терпеливо погладил по горлышку, пока она не проглотила ее, и только потом отпустил. Кошка поморгала, мяукнула и побежала спасаться в его кабинет. Глупышка. Она час или два посидит, обидевшись, у него под столом, и снова все будет прекрасно.

А ему надо съездить за покупками. Насвистывая, он плеснул на щеки одеколона, причесался и отправился в город.

Он не хотел, чтобы мисс Элли Коннор куда-нибудь уезжала. Вообще никуда.

Элли обнаружила номер Хэтти Гордон в маленькой телефонной книге ПайнБенда. Стоя в телефонной будке у хозяйственного магазина и вытирая потную шею, она подумала, что не очень любит южное лето. Женщина ответила ей резко, как будто звонок отвлек ее от какого-то важного дела.

— Миссис Гордон, — сказала Элли, — меня зовут Элли Коннор. Гвен Лейсер посоветовала мне связаться с вами.

— Продолжайте.

— Она сказала, что если я хочу узнать побольше о Мейбл Бове, то надо спросить у вас.

— Ну еще бы.

— Я сегодня утром была в музыкальном клубе и пыталась уговорить Дока рассказать мне…

— Дока! Помилуйте! Да он когда-то так ослеп от любви, что до сих пор ни черта вам не расскажет.

Такое выражение слегка шокировало Элли, и она подумала, что не слышала, чтобы женщины здесь ругались.

— Это так, — сухо подтвердила она. — А вы поможете мне? — Молчание затянулось так надолго, что она повторила:

— Миссис Гордон?

— Вы говорите, вас послала Гвен?

— Да.

— Хорошо. Вам может не понравиться то, что я скажу, но все равно приезжайте и послушайте.

Элли тщательно следовала указаниям миссис Гордон и с радостным удивлением обнаружила, что прибыла точно по указанному адресу. Дом стоял в стороне от дороги, на пару миль выше по течению реки, чем клуб Хопкинса. Это был маленький фермерский дом из потемневшего дерева. На ветру полоскалось белье: простыни, полотенца и вещи крупной женщины. В чистейшем загоне нежились на солнце свиньи, а когда Элли захлопнула дверцу машины, пыльный черный пес вышел из тенистого уголка, чтобы понюхать ее колено. Элли погладила его, ожидая, что кто-нибудь выглянет из дверей, но, никого не дождавшись, поднялась по ступенькам на веранду, уставленную столами и стульями и горшками с красной геранью. Элли постучала.

— Открыто! — донесся голос из глубины домика.

— Миссис Гордон, это Элли Коннор.

— Я же говорю, открыто. Входите.

Элли осторожно отворила дверь и вошла в прохладную ярко освещенную комнату. Здесь стояли мягкие кресла, спинки которых покрывали вышитые розочками салфетки. Древний торшер был придвинут к одному из них, а стену полностью занимали фотографии, семейные снимки целых поколений.

Элли остановилась напротив, не в силах сдержать любопытства и пытаясь отыскать знаменитого Персика среди десятков мужских портретов.

— У вас красивая семья! — крикнула она, и это было правдой.

Все они были светлокожими, с мягким взглядом больших глаз. Здесь красовались снимки свадеб и младенцев, школьные и военные фото. Элли, узнав одно, остановилась, испуганно ойкнув.

— Это мой внук Джеймс, — сказала миссис Гордон, вытирая руки о фартук. — Погиб во Вьетнаме.

— Я видела его фотографии. — Элли повернулась. Старушка оказалась маленькой и круглой, как клецка, с обманчиво гладким и очень темным лицом, отчего ее светло-карие глаза смотрелись жутковато.

— А вот его папочка. Его звали Персиком.

Она указала на черно-белый снимок мужчины в свободном костюме в стиле 40-х годов, сделанном явно на какой-то вечеринке. Его улыбка сияла на все двадцать четыре карата, он был высок и широкоплеч — идеальная фигура для такого костюма. По обе стороны от него стояли дамы, которых он обнимал, и Элли увидела, что он был именно таким, каким описал его Док, — но не только. Она не хотела, чтобы он привлек ее, чтобы ей понравилось это чувственное лицо и знающие глаза, но даже на фото его харизме было трудно противостоять.

— Персиком?

— Так его прозвали. Я дала ему имя Отис в честь своего отца, поскольку его папочка оказался дешевым аферистом, который меня одурачил. — Она опустила свой вес в кресло. — Во второй раз я нашла себе хорошего человека. — Она указала на серьезного мужчину с добрым лицом. — Но Отиса уже нельзя было спасти.

Элли расположилась напротив.

— Я видела снимки Джеймса вместе с Маркусом.