Эльпис действительно не собиралась тянуть время. Она точно знала, зачем сюда пришла. Когда Ника прошла сквозь ряды несвежих овощей и морозильники с прошлогодними куриными голенями до соседнего зала, Эльпис уже возвращалась на кассу. В каждой руке она держала по две бутылки красного вина.
— Ещё пачку «Касетины», — добавила Эльпис, выложив деньги на прилавок.
Ника не стала комментировать её выбор. Эльпис сама прекрасно понимала, что курить ей нельзя, иначе посадит голос. Но порой соблазн оказывался выше и брал над ней верх, особенно когда она находилась в состоянии стресса, как сейчас.
Старик-продавец долго перебирал в смуглых сморщенных руках деньги, которые высыпала Эльпис. Та не выдержала:
— Сдачу не надо. — Схватила бутылки и ломанула на выход.
— Эли, подожди! — Окрикнула её Ника, бросившись вслед.
На улице Эльпис вновь встретили оценивающие смешки.
— Пошли на хер! — Крикнула она им, и, не останавливаясь, поспешила к гостинице с четырьмя бутылками в руках.
— Эли, подожди! — Ника едва догнала её. Хотела забрать одну из бутылок, уже схватилась за горлышко, но бутылка выскользнула из их рук и разбилась об асфальт. Алые брызги расплескались вокруг, забрызгав ноги девушек, несколько капель попало на белый полушубок Эльпис. — Прости… — выдавила Ника.
Взгляд Эли опять стал таким же заворожённым, как когда она смотрела на разбивающуюся об стену вазу. Брызги вина на снегу, бордовые, почти кровавые пятна, тёмно-зелёное стекло — крупные осколки вперемешку с совсем мелкими. Картина, сотворённая безумным художником.
— Ничего. Это красиво, — оценила Эльпис. — Трёх достаточно. Пойдём.
Когда они добрались до двадцатого этажа «Резиденции», время перевалило за полночь. Эльпис вальяжно сбросила с себя верхнюю одежду и завалилась на диван. Из ящика на журнальном столике она достала штопор и откупорила первую бутылку.
Ника сходила на кухню, принесла один бокал и поставила его на столик. Эльпис перевела вопросительный взгляд с бокала на неё.
— Я не буду, если что, — пояснила Ника. Голова и так болела, ей ужасно хотелось спать, пусть она и знала, что не сомкнёт глаз.
Эльпис проигнорировала её слова, налила половину бокала, стукнула о него краешком бутылки, издав тонкий стеклянный звук и жадно глотнула из горлышка. Ника глубоко вздохнула и взяла бокал, лишь слегка пригубив вино. Вкус у него был паршивым. В свои винные ночи Эльпис всегда выбирала самое дешёвое пойло.
И всё-таки, не смотря на усталость и весь этот мерзкий день, они были вместе. И пили вместе. Молча и опустошённо. И Ника могла долго рассматривать Эли, то, как постепенно её синие глаза застилает туман, как багровеют губы и наливается кровью лицо. Они не разговаривали, но при этом между ними всё равно происходил диалог. Она считывала жесты Эли, то, как та отпивала из горла, то, как менялось её лицо с каждым новым залпом. Как в глазах зарождались слёзы. Как она плакала и рыдала, утирая лицо руками. Курила, прямо в люксе «Резиденции», сбрасывая окурки в первую опустевшую бутылку. И всё это происходило в абсолютной тишине, и не было ничего более правильного, чем этот вечер.
Напряжение, исходящее от Эльпис, постепенно нарастало, заполняя всю комнату вместе с винными парами и дымом. Последние полчаса она плакала без всхлипов и рыданий, слёзы просто катились из опухших ярко-синих глаз. Ника почти физически ощущала на себе её боль.
— Эли, если ты захочешь поделиться, я выслушаю, — напомнила она на всякий случай.
Девушка медленно повернула голову на её голос. Даже в таком виде — вся зарёванная, опустошённая и бессильная, она оставалась невероятно красивой. Всем своим сердцем Ника любила её и хотела утешить в эту тяжёлую для них минуту, но не могла этого сделать до тех пор, пока Эли не позволит этого.
— Я не могу больше выступать, — сказала Эльпис. Последняя бутылка уже подходила к концу, да и пачка сигарет заметно опустела.
— Может, расскажешь? — предложила Ника.
Эльпис опять отпила.
— Я слышу шум. Он похож на дребезг. Или скрежет. Придумаешь из этого песню?
— Ты говорила про шум на сцене. Это о нём? — Ника и сама заметно опьянела, слова тяжело давались ей.
— Нет, уже не на сцене. Я слышу его всегда. Всегда, понимаешь? Раньше он был тихим и пропадал надолго. А теперь вообще всегда. Ники, я не могу больше, — она опять заплакала, потянулась к ней, и Ника приняла её в свои объятья.
— Тише, тише, — успокаивала её Ника. — Тебе просто надо отдохнуть… надо… нам всем. Я пыталась сегодня, Эли. Ты же слышала? Я пыталась как могла… — вся боль за любимую вылилась из сердца. Ника не могла больше с собой справиться и тоже разрыдалась.
— Но он не позволил, так? — Она оторвала голову от её груди. — Что он хочет? Чтобы я выступила с опровержением?
Ника покивала.
— Но я не могу. Не могу выступать больше… О-о-о, Ника! — Эльпис резко села, зажав уши руками. — Это невыносимо! Не говори только, что музыка в Океании звучит именно так!
— Тебе нужно поспать, Эли, пойдём…