Болгария, как и другие страны, имеет свою историю, из которой можно почерпнуть материал для создания оперного либретто: в ней есть много горя и трагедий, но есть много мудрости, юмора и радости. В данном случае писатель X. Радевский остановился только на одной патетической героике, исключив из своего произведения всякую улыбку, юмор. К примеру, “Князь Игорь” — тоже опера героическая, но в ней есть комические персонажи — Скула и Ерошка; это, конечно, не основное, основное — в музыке, и о ней мы будем говорить, так как она, и только она, определяет оперный спектакль.
Композитор Л. Пипков, автор музыки “Момчила”, замечательно владеет хоровыми и оркестровыми красками, которые дают опере ощущение мягкости и теплоты, оттеняют и дополняют идейный замысел драматурга.
Вступление сразу же приобщает слушателей к мастерскому изложению музыкальной мысли, с блеском и знанием дела выраженной в ярких, красивых созвучиях. И даже когда в этой музыкальной ткани слышался какой-нибудь усложненный или острый гармонический аккорд, то и это воспринималось как безусловно правдивое.
Композитор не боится усложненной и обнаженной мелодии. Пипков знает театр, знает его еще с тех пор, когда он, учась в Париже, работал статистом в “Гранд-Опера”. Этот театральный опыт, как видно, пошел ему на пользу.
У Пипкова в музыке чувствуется известная рафинированность, некоторая пряность в оркестровом звучании. Здесь опять-таки сказалось влияние французских композиторов, так как, повторяю, Пипков учился в Париже у профессора П. Дюка.
Партия Момчила, основная в опере, очень интересна и в вокальном и в сценическом отношениях. Момчил — это страстный борец за свободу родины, это борец за свое личное счастье. Какая палитра, какие краски! Может быть, этот образ раскрывается в опере несколько статично, но в этом есть своя сила и убедительность. В опере скупость — богатство. “Игра” — это мишура, которая часто уводит от оперной правды.
Хочется сказать о замечательных хорах, чудесных ансамблях, ариях, особенно Елены. Блистателен дуэт Момчила с Еленой — очень волнующий и яркий речитатив. Все это сразу впечатляет и остается в памяти.
Л. Пипков, следуя так называемому течению музыкальной драмы, не дает закончить монолога (как это называлось бы в драме; в опере эта форма называется арией). Возьмите любой классический спектакль: там всегда есть монологи, органически связанные с действием. И эти монологи читаются как отрывки в концертах, в отдельных выступлениях, а раньше их даже на спектакле бисировали. То же можно сказать и об оперных ариях, если они имеют законченную форму. Но теперь, в погоне за какой-то новой “правдой”, в конце монолога делается такая нарочитая модуляция, чтобы монолог, наоборот, не имел законченной формы. Так, например, было с чудесной арией Елены, взволнованно спетой К. Георгиевой. Здесь не хватило 2—4 тактов в музыке или большой паузы, после которых вышел бы хор. Получилось же так, что хор в самый поэтический момент сольного пения вышел на сцену (а мог бы выйти один певец!), чтобы сказать: “Пойдем в дом, ждут”, убив этим очарование арии Елены и помешав актрисе создать в этой картине законченный сценический образ. И это не мелочь! Это те “поиски нового”, которые, на мой взгляд, не нужны для оперы.
...Последние 20—25 лет существует тяга к особо острому драматическому действию на оперной сцене, причем оперу стремятся насытить этим действием, как и драму. Отсюда и появилось это “новое” — желание избежать отдельных арий, дуэтов, ансамблей. Одни поступают так по убеждению, другие — в силу недостатка мастерства, так как любую драму в музыке речитативом изобразить легче, чем кантиленным пением нарисовать образ того или иного героя.
Правильно ли это? Я глубоко убежден, что неправильно. Законы оперы заставляют возродить все то, что является ее основой. Как бы ни дискутировали, как бы ни стремились быть сверхправдивыми, показывать “правду” в музыкальном театре, именно отдельные арии и ансамбли, законченные по форме, и являются настоящей оперной правдой.
Я лично верю, что эти “монологи”, эти арии, если они будут удачными, будут по просьбе слушателей повторяться, и в этом — подлинное искусство, подлинная правда. Ю. Шапорин также пишет об отсутствии в болгарской музыке законченной формы. Хорошо, что один из самых талантливых композиторов нашего времени отмечает эту особенность.
…Прекрасны хоры — по интонациям, по динамике, по тембру. Балет в опере воспринимается как закономерное действие. Поставленный с тактом и мастерством, он безусловно содействовал успеху спектакля.
Радовал детский хор, радовал потому, что голоса мальчиков в возрасте 8—11 лет звучали очень чисто по тембру, необычайно приятно и не было форсированного звука. Значит, в будущем это принесет юным певцам только пользу. Несомненно, что это те кадры, из которых потом вырастут певцы, музыканты, композиторы. Более того, они могут быть и наверное будут педагогами по пению в средних общеобразовательных школах Болгарии. Эта ценная традиция, надо надеяться, возродится и в наших школах.