Музыка сфер

— Почти все убиты, да-да. Они ждачи, что подойдут еще солдаты и поддержат их, так тут говорится. Но те не появились…

Ротье прошептал:

— Дайте мне взглянуть…

Аптекарь протянул ему листок, Ротье взял его дрожащими руками, и перед его глазами затанцевали слова:

«…из всех разнообразных событий, какими отмечен ход нынешней войны, наиболее горестным по-человечески и самым губительным по последствиям является то, о котором мы поведаем сегодня. Шесть или семь тысяч жертв, сражавшихся во имя самого справедливого дела, во имя религии их предков и за восстановление Трона их законного Монарха против шайки звероподобных узурпаторов, сражавшихся, короче говоря, за избавление своих близких, оставшихся во Франции, от ига тирании, пали жертвами своих варварских врагов. Некоторые были убиты саблями, оборвавшими их несвершившиеся карьеры, другие сдались врагам-каннибалам, избежав смерти на поле брани для того лишь, чтобы принять ее более жестоким и жутким образом согласно гнусному обычаю революционного трибунала… Как выяснилось, республиканский генерал Гош, получив весьма значительные подкрепления, численностью, как полагают, в 40 тысяч человек, атаковал роялистов на Полуострове. Эмигранты никогда такими силами не располагали: по сообщениям, их всего было лишь четыре тысячи помимо четырех тысяч шуанов. Обстоятельства этой катастрофы известны столь мало, что мы можем сообщать о них, исходя лишь из слухов, согласно которым ожидавшееся подкрепление из внутренней области было предательски заманено в ловушку».

— Катастрофа, — сказал аптекарь. — Отвезти этих ребят туда на английских кораблях и бросить там умирать. Ну и цена!

Ротье сунул листок назад аптекарю и подумал: «Золото!» Золото в подзорной трубе, потерянной Александром Уилмотом. Это была плата. Они все-таки получили письмо и с сокрушающим результатом использовали содержащееся в нем известие.

Он взял опий, заплатил за него и неверной походкой вышел на темную улицу, где все еще дребезжала шарманка. Его заключительное обязательство было оплачено… Но такой ценой!

Вернувшись к себе, он запер дверь и сжег в камине все свои бумаги, пока вонь тлеющего пепла не обожгла ему ноздри. Сжег он и «Мифологию» Лефевра, вырывая страницу за страницей из маленькой книжки и кидая их в огонь, пока ни одной не осталось. Только тогда он заметил, что локон рыжих волос упал на пол. Он нагнулся поднять его и нежно подержал в руке, будто средоточие всего испытанного им счастья. И на мгновение что-то сходное с надеждой вспыхнуло в его удрученном сердце, ибо он выполнил то, что от него требовалось взамен на обещанную свободу для него, Гая и Августы.

Его пальцы сомкнулись на локоне, сминая его. Как долго, упрекнул он себя, стоя в этой сумрачной комнате, как долго, глупец, ты будешь и дальше себя обманывать? Для Августы в ее видении свободы ему места нет. И, глядя на свой большой стиснутый кулак, он задумался над тем, когда в нем пробудилось сознание, что любовь, пожиравшая его так долго, умирает?

Он бросил локон Августы в камин и смотрел, как волосы скручиваются и белеют на дотлевающих углях. Прах, подобно всему остальному.

И одновременно сознание, более не скованное надеждой, заполнил хаос безответных вопросов. Первые холодные пальцы страха заползли в его кровь, тень страшного подозрения становилась все чернее. В эти последние напряженные недели он был слишком занят обеспечением отсылки своих писем по их роковому назначению, чтобы тратить бесценное время на сомнения или размышления, но теперь он спросил себя: если сведения, которыми он снабдил своих английских связных в дни дела Шовелена, были столь ценными, почему они не использовали его следующие два года или хотя бы не напомнили о себе каким-либо образом?

Не потому ли, что они с самого начала подозревали, что он работает на республиканцев?

Угли в камине иногда еще вспыхивали огнем, но он похолодел. Закрыв глаза, он вспомнил, какое испытал облегчение, когда в гостинице за Тайберн-лейн ждал своего разоблачения как шпиона. Но Кроуфорд, наоборот, взял его на службу британскому правительству. Как легко было узнать именно то, что ему требовалось, у словоохотливого Прижана! Кто угодно мог бы заверить Кроуфорда, что Прижан не двуличен. Но вместо того выяснение было поручено ему, Ротье. ПОЧЕМУ? Он провел по лбу дрожащей рукой.

Не потому ли, что Кроуфорд знал, с какой поспешностью Ротье отошлет сведения, выпытанные у Прижана, прямо в Париж?

Не потому ли, что англичане хотели, чтобы экспедиция потерпела неудачу?

Теперь им овладела лихорадка. Как мог быстрее, он уложил в кожаный баул оставшиеся книги и инструменты, а также лекарства. И все-таки был двенадцатый час, когда он кончил сборы. Он погасил свечи, запер дверь и в смутном свете уличных фонарей быстро прошел по Игл-стрит к конюшне на задворках гостиницы «Белый кабан». Ему казалось, что за ним кто-то идет. Или он всегда теперь будет слышать за собой шаги преследователей?

Конюх все еще был там, завершая приборку при свете фонаря.