Музыка сфер

— Меня очень радует, — сказал он, — когда врачи применяют старинные лекарства, а не нынешние новомодные снадобья. Могу ли я осведомиться, доктор, для какого недуга вы ее используете?

— Прискорбный случай, — негромко ответил Ротье. — Я использую ее для лечения молодого человека, который поражен опухолью у основания черепа.

— Помилуй меня! — Аптекарь покачал головой. Приступив к отмериванию опия, он заговорил о войне и ее бесцельности; и о том, как французские язычники, бесчинствующие по всей Европе, уже, конечно, скоро примутся составлять баржи борт к борту, нос к корме через Пролив, чтобы добраться до берега Англии и перебить всех ее честных йоменов, как перебили своих собственных.

— Прошу у вас прошения, сэр, как вы француз, — добавил он, когда Ротье, заплатив, ждал сдачи, — только вы же не из них, не из этих якобинцев, так ведь? Разумеется, нет, не то бы вас тут не было. Скажите мне, это правда, что некоторые ваши соотечественники погружали в барки тюремных заключенных вместе с женщинами и детьми и топили их в реке, потому что гильотина работала слишком медленно?

Ротье взял склянки.

— Это правда, — сказал он негромко. — Те, кто у власти в Париже, безжалостны.

Он вышел на улицу к своей лошади. Прерывистый солнечный свет озарял улицы, пока он вел кобылу к конюшне позади гостиницы «Белый кабан», где оплачивал стойло. Затем прошел по Игл-стрит и поднялся по лестнице в свое жилище.

Ротье снимал две комнаты, спальню и гостиную, которую превратил в кабинет. Стены там почти были невидимы за книжными полками и аптечными шкафчиками. В углу стояло бюро, и к нему он направился, сняв шляпу и пальто.

На бюро лежали развернутые карты звездного неба, искусно вычерченные на пергаменте. Он бережно сдвинул их в сторону, затем отпер ящичек и достал маленькую книгу. Черный кожаный переплет настолько истерся и выцвел, что прочесть позолоченные буквы на корешке удалось бы лишь с трудом — «Мифология Лефевра». Книга эта была всего лишь простым справочником о богах и героях легенд античного мира, такого рода томик когда-то мог служить любимым спутником какого-нибудь школьника.

Он положил томик на бюро и открыл его на странице с закладкой — вьющимся рыжим локоном, стянутым голубой лентой.

Взяв локон, он прижал его к губам, и на миг ему почудилось, будто волосы хранят отзвук нежного благоухания, быть может, благоухания цветов Прованса, то, которое когда-то казалось ему ароматом самого Рая.

Медленно он прочел страницу, на которой открылся томик:

«Селена. В греческой мифологии богиня луны и сестра солнца. Пока Эндимион, ее возлюбленный, погруженный в непробудный сон, лежал в пещере в горе Латмос, Селена еженощно навещала его, пела ему и осыпала его тело цветами. Художники часто изображают ее прекрасной женщиной с рыжими волосами и в венце…»

Устало протянув руку за пером и листом бумаги, Ротье начал писать.

* * *

Солнце медленно восходило за рваными тучами, и одна за другой угасали звезды. По всему европейскому континенту бушевали войны и сокрушались государства. Бравую новую Французскую республику, ведомую воинственным Конвентом, раздирали внутренние противоречия; ее граждане голодали, а урожай погибал на неубранных нивах. Голландия и Пруссия уже склонили головы перед горячечной мощью Республики; Испания отступала, Австрия же, чтобы удержать свои границы, молила об английском золоте. Разбитая английская армия была в полнейшем беспорядке вышвырнута из Бремена, и французские силы теперь сосредотачивались на всем побережье Нидерландов, готовясь к переброске в совсем иные места. На умытые дождем берега Англии.

Этой ночью главные министры английского короля не спали. Нет, они спорили за надежными дверями и почесывали в своих напудренных, прикрытых париками затылках над предложением, чтобы армии французских роялистов в изгнании, которая под командованием генерала Пюизе уже разбилась на полки, были предоставлены английские корабли и оружие для тайной высадки на берегах Франции. Одни министры мямлили. Другие хмурились и молчали, прикидывая. Пока важные персоны обсуждали, пока листы бумаги доставлялись туда-сюда между тайными кабинетами Уайтхолла, юный мальчик-король Людовик, известный своим тюремщикам как Капет, медленно умирал в гнусной французской тюрьме, и недуг истончал его кости.

Вверху высоко-высоко за тучами и пылающим солнцем, звезды в ожидании прихода ночи располагались неблагоприятно.

VII