Музыка сфер

Вчера ночью Сатурн находимся высоко в Рыбах. Я нашел его в самый темный час из всех, в час перед зарей, безмятежно плывущим внутри своих бледных колец. Летние ночи, думается мне, слишком коротки для подобной красоты.

Мы должны отыскать потерянную звезду, прежде чем вернутся Ясли, прежде чем Краб снова укусит.

Слишком рано для сна. Ночи середины лета так кратки, так светлы. Времени едва хватает, чтобы луна и звезды успели взойти, чтобы Венера, самая блистательная из всех, успела продвинуться на востоке, взглянуть на наши тайны, прежде чем взойдет помпезное, шпионящее, буйное Солнце, чтобы смести величие небес. Говорят, на севере в мерзлых просторах России бывают дни, когда Солнце вообще не заходит. Люди этого края пируют и веселятся, опьяненные нескончаемым светом. Но приходит зима, и словно во искупление наступают дни, недели постоянного мрака, когда на арктическом горизонте призрачно мерцает Северное Сияние.

Эти ночи созданы не для сна.

Гай де Монпелье положил перо и подошел к окну своей комнаты. Было десять часов вечера. Солнце заходило за горизонт, но его умирающие лучи все еще маняще поблескивали на дальних шпилях столицы.

Ротье заезжал раньше. Он долго осматривал Гая и велел ему отдыхать. Но Гаю показалось, что Ротье выглядит так, будто проводит ночи без сна.

После чего они побеседовали о звездах, а затем Ротье поговорил с Августой наедине. Ротье отказался дать Гаю еще дозу лекарства, дарующего такое облегчение. Но едва доктор ушел, как Августа принесла ему эту дозу.

Когда наступила ночь, и Августа исчезла в своей спальне с Карлайном, Гай прошел в комнату с клавесином, чтобы убаюкать свои чувства музыкой. Но музыки оказалось недостаточно, а его сестра покоилась, позабыв обо всем, в объятиях Карлайна. И потому он принял еще одну дозу лекарства, датуры, и знакомая теплота разлилась по его жилам, и он ощутил биение своего пульса, тяжелое и неприятное. Снаружи сгущался мрак. Пора! Он забрал оставшееся золото, осторожно спустился по лестнице, в передней остановился и прислушался, но не услышал никакого движения на втором этаже. Тихонько он открыл входную дверь и закрыл ее за собой.

Ральфа он нашел в конюшне, занятого чисткой лошади. Кучер отшатнулся, едва из мрака возникла фигура Гая. Он со стуком уронил скребницу на булыжник. Большая лошадь в стойле от испуга зафыркала и ударила копытами.

— Заложи карету, — приказал Гай. — Мы с тобой покатаемся.

Ральф замотал гочовой.

— Сударь, вы знаете, я не могу. Ваша сестра запретила…

Гай шагнул к нему.

— Кто здесь хозяин, Ральф? Ты или я?

— Вы, сударь.

— В таком случае, — сказал Гай с тихой угрозой, — ты должен делать то, что я велю. Разве нет?

Позади Ральфа лошадь вскидывала голову, пытаясь сбросить узду. Кучер крепко зажал повод в одной руке и сказал с отчаянием:

— Сударь, сударь, я же отвечаю перед вашей сестрой!

— Отвечаешь перед ней? — Гай ударил кулаком по косяку двери. — Ну, так ты не просто ответишь. Я знаю твой секрет, Ральф, и если ты посмеешь перечить мне, его узнает и Августа. И тебя вышвырнут на улицу клянчить подаяния, как следовало бы сделать три года назад.

Большая лошадь стихла, и Ральф словно съежился в ее тени.

— Я все равно окажусь на улице, — прошептал он, — если отвезу вас в город.

Гай скрестил руки на груди и наклонил голову набок, глядя на дрожащего кучера.

— Послушай, Ральф, — сказал он неожиданно примирительным тоном. — Моя сестра любит меня. Она тебя простит, если я попрошу, как было раньше.

Ральф пробормотал:

— Я едва избежал побоев, когда возил вас прежде.

— Ах, Ральф, Ральф, никаких побоев не будет, обещаю тебе! Сделай это для меня в самый последний раз.

Изуродованный шрамом кучер все еще боялся. Он сказал неуверенно:

— Ну, если в самый последний раз…

— Не тревожься, — успокоил его Гай, потрепав по плечу, — не беспокойся. В самый последний! — Он улыбнулся, но его глаза лихорадочно блестели.

В другой части дома Вильям Карлайн целовал теплую плоть Августы и утомлял ее наслаждением, пока бархатная нешелохнутость летнего вечера собирала все звуки в тишину.