Музыка созидающая и разрушающая

И вот с тревогой спрашиваешь себя: «Почему же не сумела в наше время постоять за себя классика? Почему Бах, Бетховен, Мусоргский не стали духовной пищей народа?» Во-первых, отвечают музыковеды, классическое искусство и в прошлом никогда не было и не могло стать достоянием подлинно массовой аудитории. Оно требует и всегда требовало не только определенного уровня образования, как общего, так и музыкального, но и больших нравственных усилий, напряженной работы души. Во-вторых, поклонники масс-культуры идут по пути наименьшего сопротивления, навстречу музыке, которая входит в их жизнь вместе с модами и веяниями века. И в-третьих, эстрада и рок-музыка получают исключительные преимущества не только в молодежной среде как акт протеста против «скучного, пошлого, дурного» мира взрослых, но и в программах радио- и телевещания. Часто ли мы слышим, что подобная политика в области музыкального воспитания — глубокое заблуждение? Увы, начиная с детского сада и кончая вузом, мы воспитываемся в духе приспособления к готовым шаблонам массового стадного вкуса, и каждое новое поколение пополняет аудиторию массовых зрелищ, толпу, поклоняющуюся идолу моды и так называемого прогресса. Положа руку на сердце, многие ли из нас, бывая на симфоническом концерте, станут переживать как некий празднично-магический ритуал момент, когда поднимется оркестр, приветствуя дирижера, потому что он и есть «тот маг, от жеста которого возникнет красота; он пожмет руку концертмейстеру — соло скрипке, и это будет похоже на заключаемый между ними мистический брак». Музыка несет в себе чудо, но, согласитесь, как-то странно слышать сегодня утверждение философа, что она неотделима от еще другого чуда, чуда рождения народа. «Что такое народ,— спрашивал некогда святой Августин,— как не собрание людей, объединенных общей любовью к одинаковому благу?» Музыка и объединяет людей любовью к красоте. Легко, конечно, усмехнуться при подобном рассуждении... Гигантский процесс технизации проник во все поры нашей общественной и частной жизни. Многие считают на полном серьезе, что театр, концертный зал становятся анахронизмом, а музыка XVII—XIX веков воспринимается как музейный экспонат. Стихия городской жизни предполагает шкалу иных цен и ценностей, чем зал филармонии. Не надо быть пророком, чтобы объявлять: если не остановить разрушение традиционных механизмов «культурной защиты» от агрессивности масс-культуры — фольклор, классику, где четко прослеживается понятие нормы, то мы очень скоро можем превратиться в нацию потребителей. Музыка, основанная на национальных и мировых традициях, делает нас тоньше, богаче, масштабнее в интеллектуальном и душевном плане — об этом нам скажут в любой лекции «по месту жительства», посвященной эстетическому воспитанию. Однако отдаем ли мы себе отчет, что катастрофически мало носителей подлинного искусства, которые отстаивают его перед лицом современного нигилизма? «Нигилизм в наиболее общем плане определяется обычно как отрицание ценности и смысла за совокупностью сущего. Отрицается целесообразность, закономерность, направленность в мире — и это входит в классическое ницшевское определение: «Что означает нигилизм? — Что высшие ценности обесцениваются. Отсутствует цель; отсутствует ответ на вопрос «зачем?». Нигилизмом может оказаться религия, если за ней реально стоит бегство от действительности, мстительное отношение к бытию и подобные моменты нигилистического комплекса»,— замечает филолог В. Бибихин, размышляя о том, как ставятся проблемы выживания нравственной, философской, политической, художественной культуры на Западе перед нигилистической угрозой. Честно признаемся: разве подобная проблема не стоит у нас? Если на наших глазах разрушается то, чем человек жив: любовь, вера в добро, в силу покаяния, в семью как «малую церковь», в родственность с природой — разве это не сигнал об опасности? В мире все взаимосвязано: если загрязняется среда обитания от звукового и видеозагрязнения, трудно уберечь и душу. Произошел какой-то сдвиг в нашем сознании, если мы, например, способны рассуждать о психоделическом роке, появившемся лет пятнадцать-двадцать назад, и не задумываемся над тем, что само это понятие взято из психиатрии — психоделики вызывают зрительные, осязательно-сенсорные галлюцинации, кошмарные сновидения. Когда размышляешь над всем этим, становится не по себе. Ясно, жизнь не развивается в координатах некоей конфуцианской неизменности, и слава богу. Но как все-таки быть с тем, что мы все меньше ощущаем связь с национальной жизнью, с почвой, которая размывается под напором массовой культуры? Недавно слушал в телепередаче признание довольно популярного композитора — на вопрос, любит ли он классическую музыку, ответил: «Да, иногда слушаю...» В зале сидели молодые ребята. Грустно было наблюдать, как равнодушно сообщал им создатель шлягеров о своих «привязанностях» к классике...