– Вынужден согласиться – всегда есть желающие бороться.
– В августе 1991 года, произошёл крах не режима, произошёл крах нашего государства! – собеседник не слышал его. – Ты понимаешь это, Разанов? Восемь последующих лет страна была отдана на разграбление авантюристам от политики и хапугам, пустившим по миру когда-то гордый и богатый народ. Конечно, нам не удастся в полной мере восстановить попранную справедливость, но мы не хотим потерять то, что каким-то чудом ещё сохранилось – Российскую Федерацию. Да, конечно, если выполнишь задание, мы тебя отпустим. И Ольгу твою… Но только, если выполнишь. И без фокусов. Понял?
– Понял…
«Объект» вышел на улицу. Он сейчас во дворе. У вас три минуты…», – хриплый голос в динамике портативной радиостанции замолчал.
– Вперёд! – скомандовал с заднего сиденья Виталий, натягивая на лицо чёрную маску спецназа.
Серый «Мерседес» с чёрными стёклами мягко тронулся по гладкой асфальтированной дороге прямо к въезду с поднятым шлагбаумом. Алексей удивился тому обстоятельству, что на пропускном пункте отсутствует охрана. Он тоже опустил на лицо маску и проверил автомат.
– У нас на всё – про всё тридцать секунд, – предупредил сидящий радом Виталий. – Я стреляю из машины, ты – выходишь и добиваешь…
Уже через три минуты от серого «Мерседеса», пылающего ярким факелом в трехстах метрах от бетонного ограждения котеджевого городка, отъезжал чёрный джип с затонированными стёклами. В пустом «Мерседесе» горели два использованных автомата «Калашникова».
После нескольких дней отсутствия Алексей был дома. Пройдя к окну и не зажигая света, он обвёл взглядом знакомую тёмную комнату с высоким натяжным потолком и широким диваном, и почувствовал грусть – это всё ему предстояло покинуть, пусть на время, но всё-таки покинуть утром уже наступающего дня. Переночует, заберёт спрятанную в шкафу банковскую карточку с круглым валютным счётом и отправится к родителям, – так велел Виталий, – а когда будет готова виза, поедет к Ольге в Голландию.
Утром он вызвал такси.
В назначенное время к подъезду дома подъехала иномарка корейского производства, Алексей, открыв дверь салона, устроился на заднем сиденье. Он назвал адрес, и молодой водитель энергично тронул машину с места.
Алексей ехал к родителям. Тяжёлые думы, от которых он не смог ночью заснуть, назойливо продолжали лезть в голову. Вдруг его слуха коснулся пока ещё слабо различимый перезвон колоколов.
– В церкви звонят, – пояснил таксист.
– Останови у храма, – попросил Алексей.
Он вышел, оставив таксиста ждать, перед белой невысокой церковью. Колокола продолжали звонко заливаться, и от их перезвона на душе становилось легче. Алексей, осенив себя крестом, открыл высокие церковные двери. В храме шла служба. Молящихся было не много. В основном – женщины. Алексей купил в церковной лавке несколько свечек, прошёл к иконам, но потом снова вернулся к лавке.
– Скажите, а у какого святого лучше всего попросить помощи? – спросил он у пожилой женщины за прилавком.
– А вы за себя хотите просить? – поинтересовалась та.
– И за себя, и за родителей, и за свою невесту.
– Родители здравствуют? – уточнила женщина.
– Да, живы.
– Можете просить Спасителя, можете помолиться святой Марии. Их иконы прямо у алтаря. Если вам чудо нужно какое, попросите святого Николая-чудотворца. Я когда чего потеряю, всегда у него прошу и, знаете, нахожу. А недавно он безнадёжного больного вылечил…
«Чудо!» – Алексей знал, что будет просить.
Поставив все купленные свечи, кроме одной, у иконы Николая-чудотворца, Алексей долго стоял, мысленно перечисляя свои и Ольгины грехи. Молитву он начал со слов: «Святой Николай, каюсь, нет мне прощения, грехи мои отмаливать всю жизнь – не отмолить. Прошу, тебя, сверши чудо…».
Последнюю свечу Алексей поставил перед образом спасителя.
– Господь наш, – произнёс он чуть слышно, – смилуйся, прости меня и Ольгу. Очень виновны мы. Каюсь…
Мать уже отправилась спать после бурной и радостной встречи и ужина, а Алексей с отцом всё ещё сидели на кухне.
– Батя, тебе же завтра на работу, отдыхать нужно, – проявил заботу Алексей. – Я всё тут уберу.
– Уже сегодня, – уточнил Иван Алексеевич. – Да и вставать уже скоро. Лучше уж совсем не ложиться.
Он некоторое время рассматривал сына и приходил к выводу, что тот за последнее время сильно изменился: возле глаз легли первые морщины, у бровей появились складки, которых раньше Иван Алексеевич не замечал, и ранняя седина припорошила виски.
– Знаешь, сынок, – произнёс Иван Алексеевич, измерив Алексея открытым взглядом, – раньше я никогда не требовал от тебя отчёта в поступках. Но вижу, что нелегко тебе приходится в последнее время. Поэтому спрошу: не от хорошей жизни ты решил уйти с работы?
– Так складываются обстоятельства, отец.
– Ты почти никогда не просил у нас с матерью помощи или советов. А нам бы хотелось быть для тебя самыми нужными людьми. Ведь у нас с Катериной кроме тебя на свете и нет никого.
– Папа, – Алексей редко называл отца так, только в порыве самых тёплых чувств, – и у меня кроме вас с мамой нет людей ближе!