Музыка тел, живопись хаки

— Я студентка, учусь на историческом факультете. Сюда я приехала из Парижа собирать материалы для дипломной работы в К— й библиотеке. В самом начале сентября, когда город… когда город оказался под угрозой взятия рейхскими войсками, и о библиотеке можно было уже не думать, мы с подругой решили уехать дальше на восток. Подруга приютила меня здесь, в своей родной деревне, — француженка говорила, и теперь немецкий казался ей грубым, как камень, холодным, как штык-нож; слова с трудом связывались в предложения.

— Это она-то твоя подруга? — командир кивком указал на толстушку.

— Нет, господин… унтерштурмфюрер. Моей подруги уже нет в деревне.

Он что-то записал в блокноте и на несколько секунд замолчал.

— И давно ты здесь прячешься? — спросил вдруг младший офицер; его голос прозвучал как-то глуховато и сипло, словно простуженный.

— Около двух месяцев, — она уткнулась в пол, не зная, как обращаться к новому участнику допроса, напряженно схватив одной ладонью запястье другой руки.

— И надеешься вернуться домой, не так ли? — командир снова беззлобно рассмеялся, и на этот раз его помощник присоединился к смеху начальника; носок сапога втаптывал в земляной пол испускавший последний дымок окурок.

Человек в круглых очках сосредоточенно работал, не глядя на Амандину; щелканье клавиш напоминало короткие автоматные очереди; передвижения каретки на начало строки — звонок на двери в ароматную булочную, когда кто-то нетерпеливо входит.

— Отвечай, — приказал снова лейтенант, осклабившись.

— Не знаю, господин штурмфюрер, посчастливится ли, — сказала бывшая студентка.

— Скажи, тебе известно что-нибудь о партизанах? Может быть, ты слышала о лесных отрядах? Сколько их в окрестностях? По сколько человек в этих группах? А из этой деревни мужчины часто уходят в лес и не возвращаются?

Она молчала, потупив взор.

— Если поделишься с нами важной информацией, я отправлю тебя домой. Хорошо? Париж прекрасный город, ты же хочешь вернуться туда?

— Я ничего не знаю, господин…

— Лжешь! — он ударил кулаком по столу, и лицо его исказилось в злобной ухмылке. Потом он неожиданно громко расхохотался. Теперь он был похож на грифа. Одним взглядом он мог заставить её сжаться в комок.

— Французики, — надменно произнёс командир. — Они убегали, и им стреляли в спину. Похоже, только немцы чего-то стоят на поле боя.

— Так точно, — не к месту вставила Амандина, но её замечание теперь не вызвало даже улыбки.

— Скажи-ка мне, милая, — совершенно серьезно спросил командир, перестав кривляться, — ты же не держишь на меня зла? Не сердишься?

— Нет, господин оберштурм… унтерфюрер.

— Как они умеют лгать, черт возьми! — командир театрально вскинул руками и выпучил глаза, оглядывая комнату, будто вокруг него находились зрители.

Несколько секунд только выстрелы печатной машинки раздавались в комнате. Командир тщетно пытался поймать взгляд девушки: она упёрлась в носки, разглядывая потрескавшуюся грязь на ботинках.

— Герр обершарфюрер, успокойте её, — приказал он раздраженно, казалось, потеряв всякий интерес, и одним махом решив судьбу француженки.

Краем глаза Амандина увидела, как затряслась при этих словах её знакомая, поняв, что наступает её очередь, как задрожали её полные губы. Сама Амандина не ощущала никакого ужаса, не испытывая ни страха, ни злобы, ни каких-либо еще эмоций. Совершенно ничего. Она плохо соображала, что происходит. Происходящее слишком походило на сон. Смерть выглядела совершенно невозможной штуковиной. Помощник командира поднялся со своего стула и схватил Амандину за локоть, подталкивая к выходу. Командующий взводом уже перешел к допросу другой девушки. Злобно оскалился голый череп на скрещенных костях на кокарде его фуражки.

— Кто ты?.. Откуда?.. Кто твои родители?.. — до Амандины еще долетали вопросы, но не ответы: другая девушка что-то бормотала себе под нос, неотчётливо…

«Он пират, флибустьер», — почему-то подумала Амандина, когда обершарфюрер вывел её из сарая.

С другой стороны бревенчатого строения среди высокой высохшей травы вытянулась грязная тропинка, по которой они и шагали. Впереди стелилось только чистое поле, незаметно переходившее на горизонте в пасмурное небо. Слева приближалось еще одно неуклюжее строение, служившее хранилищем сена. Пейзаж оживляли лишь холмики стогов да частокол леса на горизонте. Пахло сырой землёй, сырым туманом и гнилыми картофельными клубнями. Палач велел ей двигаться вперёд, к ближайшему стогу сена. Ноги у неё внезапно ослабли, стали заплетаться. Она отчетливо представила себе, как младший офицер достает пистолет, как прицеливается и стреляет ей в затылок, как она сама вдруг повалится в грязь, рефлекторно дрыгая кончиками пальцев, словно обезглавленное животное ножками…