Капитан так же любезно ответил, что присутствие Амоса необходимо и уйти он не может, по крайней мере сейчас. Тогда Амос с улыбкой парировал: «Ах, так я под домашним арестом?!» Все весело засмеялись, и атмосфера сделалась чуть менее напряженной. Затем офицеры удалились, направившись в офис эксперта по налоговым вопросам Мартинелли, и Амос долгое время их не видел. Тем не менее этот опыт, случившийся с ним впервые, немало взволновал его.
В эти дни Элена с детьми отдыхала в горах, и отъезд ее произошел не в самой теплой атмосфере. С некоторого времени отношения между супругами оставляли желать лучшего. Элена стала довольно нетерпимо относиться к карьере мужа, его постоянному отсутствию и частым визитам коллег и сотрудников. Ведь они познакомились в маленьком провинциальном кафе, и она ждала чего угодно, кроме такого существования, беспокойного и полного забот и ответственности. Элена мечтала о простой и спокойной жизни, о том, чтобы муж был всегда рядом, а вовсе не о том, чтобы видеть себя на первых страницах газет и журналов и быть в постоянной осаде журналистов и фотографов. Все это не соответствовало ее характеру, было слишком утомительно. Постепенно она отдалялась от мужа, от его общественной и частной жизни, от его друзей, от его привычек, с каждым днем становившихся для нее все более невыносимыми.
Часто достижение одной мечты разбивает на мелкие кусочки другую: Амос реализовал то, о чем мечтал, и даже значительно больше, но теперь жизнь предъявила ему счет. Амос не замечал происходящего, а может быть, просто недооценивал проблему; поэтому он был до крайности поражен, когда однажды его позвала испуганная и встревоженная домработница: приходил судебный пристав и вручил ей какой-то, как ей показалось, очень важный документ. Все стало ясно через несколько секунд: Элена требовала развода. В течение нескольких дней Амос должен был освободить этот дом, дом, в который было столько вложено, который хранил множество нежных воспоминаний о первых шагах, сделанных его детьми, о первых произнесенных ими словах… Закон, несправедливый и устаревший закон, гнал его прочь из этих стен. Впредь между ним и его малышами будет воздвигнут тяжелый железный забор. Оскорбительное предписание предполагало смену замков и противоестественный запрет видеться с детьми в любое время, кроме того, что установит судья.
Для чего же тогда ему успех, слава, завоеванная такой дорогой ценой, ценой огромных жертв, лишений, усталости и бесконечных испытаний?! Все это внезапно стало бессмысленным. Амос испытывал ярость, отчаяние и доселе невиданное ощущение бессилия и неуверенности в себе. Он не плакал, не притворялся, не сходил с ума, но улыбка словно навсегда стерлась с его губ, и былой энтузиазм, восторг перед жизнью, перед музыкой, перед пением впервые покинули его. Он стал молчаливым, задумчивым и печальным.
Он купил небольшую квартиру неподалеку от дома своей семьи и поселился там. Любящая мать тут же бросилась приобретать для него все необходимое: кровать, стол, диван. В эту квартиру пришли навестить его и дети, потерянные, ничего не понимающие; тогда он попытался извлечь из глубин своей души остатки жизненной энергии: словно изгнанник, сосланный далеко от родины, он смиренно старался обустроить новую жизнь, но это было непросто.
Тем не менее присущие Амосу оптимизм и инстинкт самосохранения, просыпающийся в самые сложные жизненные моменты, а также любовь, любовь ко всему прекрасному, что есть вокруг и что составляет саму тайну нашего существования, день за днем, месяц за месяцем возрождали к жизни его умирающую от боли душу.
Прекрасным майским утром Амос проснулся от тепла солнечных лучей, скользивших по лицу, и внезапно почувствовал себя лучше. Один из лучей коснулся его руки, и это было словно нежное ободряющее рукопожатие. Он схватил ноутбук, включил его и стремительно написал:
Этим он будто говорил самому себе: «Ну уж нет! Хватит! Так быть не должно! Все не может закончиться таким образом! Ради моих собственных детей, ради мамы, бедной мамы, которая боролась за меня, надеялась, страдала, и вот плоды ее бесконечных лишений! Я обязан снова полюбить жизнь с прежней страстью, снова найти в себе непреодолимое желание познавать, жить и любить!»
Он решительно поднялся с постели, привел себя в порядок старательнее, чем обычно, и вышел из дома. Это было не просто началом нового дня: речь шла скорее о начале новой жизни.
XXXVII