Музыка тишины

Тем временем поезд постепенно набирал скорость, колеса монотонно стучали, и вскоре в вагоне вообще перестали разговаривать. Контролер уже проверил билеты, порекомендовав пассажирам запереть купе перед сном, чтобы не обнаружить неприятных сюрпризов по прибытии.

Поезд часто останавливался, и Амос еще не спал, когда вдруг услышал, как в ночной тишине, сквозь звуки холодного зимнего дождя, голос из громкоговорителя объявил о прибытии на вокзал Пизы. «Я мог бы сойти здесь, в моем городе, и самолично решать, куда двинется моя жизнь! Почему же мне кажется, что у меня нет сил сделать это? Почему я улыбаюсь своим мыслям и остаюсь лежать на полке, скрюченный и неподвижный, и даю увезти себя, как кто-то за меня решил?»

Поезд отошел от платформы почти сразу же. Амос перевернулся на другой бок. Внезапная усталость овладела им; он закрыл глаза и уснул.

XXX

Когда поезд остановился на вокзале в Сан-Ремо, Амос с Эленой вышли из вагона первыми. Ярко светило солнце, и мягкий ветерок, долетавший со стороны моря, стер все следы усталости с их лиц. Ночь, холод и мрачное чувство одиночества и дискомфорта остались позади.

Поезд уже трогался, когда к ним подошла приветливо улыбавшаяся моложавая женщина. Это была Дельфина, чьей обязанностью было помогать Амосу в течение всего фестивального периода, организовывая его рабочее и свободное время.

«У тебя есть время только на то, чтобы бросить чемоданы и принять душ, а потом сразу начинаются интервью для радио – их три, по-моему, – а потом еще три встречи с журналистами из печатных изданий», – смеясь, объявила Дельфина, крайне довольная своей работой.

Амос был вне себя от радости. Все происходившее было даром судьбы – побольше бы таких даров! Он чувствовал себя великолепно, был полон сил, и ничто не могло его сейчас остановить. Начиналась репетиция, и все с нетерпением ждали его; его детская мечта должна была вот-вот исполниться! Он полностью отдавал себе в этом отчет, но тем не менее был совершенно спокоен, лишь вдыхал полной грудью солоновато-горький морской воздух и готовился выложиться на все сто. Он не знал, что многие говорили о нем как о потенциальном победителе фестиваля; но при этом никто из специалистов не верил в его дискографический успех. «В зале он, может, и произведет определенный фурор, – говорили они, – но ему не продать ни единого диска». Лишь синьора Катерина искренне верила в его успех и сделала все, чтобы убедить в этом своих сотрудников, зубами и когтями защищая проект со всей страстью и упорством бывшей актрисы. Вместе с Микеле они сделали все возможное, теперь оставалось лишь стучать по дереву и ждать, как все обернется.

Амос тем временем трудился и постепенно проявил себя не только как певец, но и как человек, отдающий делу лучшую часть самого себя – без какого бы то ни было притворства и прятания под маской очевидности и банальности. Ведь он был родом из деревни, и то, что он из себя представлял, являлось плодом простого крестьянского воспитания, еще глубже укоренившегося в нем благодаря Этторе.

Отвечая на вопросы журналистов, он всегда говорил только то, что в действительности думал, – так было проще и эффективнее. Во время одной из пресс-конференций какой-то тип завладел микрофоном и начал жестко критиковать категорию «Новые имена», говоря, что, с его точки зрения, из нее не вышло ничего действительно нового и оригинального. Он призывал каждого из участников хоть как-то оправдать свое присутствие на этом мероприятии, которое оставалось бесспорно самым крупным событием в мире национального шоу-бизнеса. Вне всякого сомнения, это была провокация, и все отвечали на неудобный вопрос с большим трудом и некоторой неловкостью. Когда настала очередь Амоса говорить, он спокойно произнес: «Честно говоря, я всегда старался следовать за прекрасным, а не растрачиваться на льстивые обещания нового…» Он не успел закончить свою мысль, как его заглушили бурные аплодисменты – так окружающие встретили его оказавшуюся действенной защиту самого себя и других «новеньких».

На следующий день почти все итальянские газеты, отдававшие много места под статьи об этом безусловно значительном событии в мире музыки, привели слова Амоса; одна из них даже вынесла их в заголовок, написав: «Барди отвечает немногословно, и он уже герой».

Известному журналисту, который яро критиковал фестиваль на телевидении, ссылаясь на низкий уровень песен, и упоминал, среди прочих, и Амоса, он ответил: «Кто знает, возможно, вы правы: в любом случае, есть те, кто делает дело, и те, кто критикует. Я предпочитаю делать дело».