Музыка в камне

Идиллия продолжалась недолго. Короля осторожно попросили поделиться властью с парламентом. В самом деле, довольно собираться ради пополнения казны, ведь власть не менее соблазнительна! А что, если парламентский акт будет иметь не меньшую силу, чем королевские статуты? Однако Стюарт дал понять, что не нуждается в парламенте. Ведь денег ему хватало, парламентариям, в общем-то, тоже, тогда о чем речь? Конфликт удалось бы легко уладить, но вдруг встрепенулись юристы, возомнившие себя третейскими судьями. Эдвард Кок и Джон Пим предложили поставить Верховный суд и над монархом, и над парламентом. Авантюра юристов сыграла свою роль в развязывании гражданской войны, но в итоге она прижилась лишь за океаном, а не в будущей Великобритании, поклонявшейся идолу парламентаризма.

Амбиции джентри, до сего момента вполне удовлетворявшиеся куском с тюдоровского стола, получили идейную поддержку со стороны самого закона. Но и тот, оказывается, не судьи придумали! Хитрый Кок заметил, что неписаный закон уже существует в обществе, а судьи всего лишь формулируют его, так сказать выражая «волю народа». И англичане вдруг уверовали, что их воля освящена веками! Они были правы, решив, что монарший произвол — явление недавнего происхождения. Но не правы, полагая, что каждый из них волен диктовать условия королю.

Из всех монархов, начиная с Тюдоров и заканчивая ныне правящим домом, только Карл I (1600–1649) обладал качествами средневекового правителя. Он мастерски владел рыцарским искусством и при этом отличался морально устойчивым поведением. Однако государственный деятель из него не получился. Чересчур наивный, он постоянно оказывался одураченным своим главным политическим врагом — парламентом.

Карл был славным воином, но скверным военачальником. Опять-таки в Средневековье подобный правитель мог быть вполне востребован: его смелость и честность сочетались бы с опытом и умением других рыцарей. Но на дворе был XVII в., и на войну монарха благословляла не рыцарская элита, а кучка мелких землевладельцев-пуритан, заинтересованных в поддержке дела Реформации на континенте. Палата общин хотела не только рассорить Англию с католическими державами, но и вынудить короля просить денег и тем самым подчинить своей воле.

В 1628 г. парламент сделал очень ловкий ход, поддержав войну, но отказавшись выделить средства на нее королю и герцогу Бекингему. По сути дела, их обвинили в некомпетентности, а таких неугодных «народу» правителей надо менять. Карл разъярился, но денег взять было неоткуда, и он вновь обратился к парламенту, который в ответ всучил ему «Петицию о праве». Этот документ провозглашал право личности на неприкосновенность. В него был включен важный пункт, согласно которому каждый свободный человек наделялся неоспоримым правом на полное и абсолютное владение собственностью. Жалобы собственников направлялись прежде всего против займов, конфискаций и расквартирования солдат. Подобные деяния короля осуждались как «противоречащие правам и свободам подданных, законам и установлениям нации». Интересно, помнили ли о «Петиции» те, кто реквизировал частные поместья и дома во время Второй мировой войны?

Убежденный судьями, Карл подписал «Петицию», а после убийства Бекингема парламентарии подготовили «Ремонстрацию» — протест против «беззаконных» действий короля, которому, в частности, славилось в вину «содействие папистам»[24]. Более того, от Карла потребовали ограничить в правах арминиан — сторонников официальной Церкви! Возмущенный Карл распустил парламент, оговорившись, однако, что соберет его снова, «когда наш народ яснее осознает интересы и действия Короны».

В стране сразу наступил покой. Пуритане впали в уныние, а кое-кто из них, подобно Томасу Уэнтворту, сумел договориться с королем. «Антипапистские» войны прекратились, люди наслаждались миром и копили средства, поскольку государственные траты сократились до минимума, а новые налоги не вводились. 1630-е годы вспоминали как «золотое время» даже при Кромвеле.

К сожалению, в 1635 г. Карл совершил необдуманный поступок. Руководствуясь патриотическими побуждениями и надеясь на понимание, он распространил налог на королевский флот («корабельный налог») с приморских графств на всю страну. Если бы король обратился с этим предложением к парламенту, оно, несомненно, было бы принято. Но теперь оппозиционеры возопили о тирании. Из их рядов выдвинулся некий Джон Хемпден, гордо отказавшийся уплатить… 20 шиллингов. Дело двадцатишиллингового «мученика» вызвало широкий резонанс, нашлось немало желающих повторить его подвиг, и в 1639 г. было собрано лишь 20 % налога.

В 1638 г. вдруг заволновались шотландцы, одураченные Елизаветой и оказавшиеся у разбитого корыта — без своего короля, без своей воли, на правах чуть ли не провинции. Англиканские реформы доконали шотландских пресвитериан. Они вспомнили о независимости и подписали так называемый Ковенант, а затем отказались распустить генеральную ассамблею — местный аналог парламента.