Читаем Музыка в камне полностью

При этом мало кто понимал, в чем, собственно, заключается истинный патриотизм. Королева Виктория, озабоченная воспитанием своих внуков, однажды упомянула о «национальных предрассудках, заставляющих юношей считать, что их собственное Отечество превосходит все остальные». Во время Первой опиумной войны (1839–1842) Пальмерстон защищал британских дельцов, занимающихся торговлей наркотиками, утверждая, что задачей его страны не является сохранение «нравственности китайцев, которые склонны покупать то, что другие люди склонны им продавать». Гладстон же, считавший войну позорной для «британского флага, реющего над делом справедливости», предполагал, что китайцы, не имеющие серьезного оружия, пойдут на отравление британских колодцев, и чуть ли не приветствовал эту меру. В 1872 г. Дизраэли заявлял, что либералы угрожают собственности и главным общенациональным институтам, а также предают имперские интересы Великобритании, а тот же Гладстон сумел вызвать всенародное возмущение, когда правительство консерваторов ответило бездействием на резню болгарских христиан турками в 1876 г.

В конце XIX в. произошел спад имперских настроений в обществе. Аннексия обширных территорий в Африке, на Дальнем Востоке и в бассейне Тихого океана не вызвала энтузиазма в массах, оставшихся глухими к призывам политических групп, ратовавших за экспансию. Запросы обывателей вполне удовлетворялись компаниями, получившими право заниматься коммерцией в регионах, полностью лишенных колониальной администрации, и сами управлять ими. После банкротства таких компаний государство брало управление регионами под свой контроль. Таким образом владения Ост-Индской компании попали под управление британской администрации после восстания сипаев в 1857–1858 гг., а Южная Африка перешла к государству после краха Британской южноафриканской компании в 1923 г. Этот процесс нарушался, когда англичане наталкивались на конкурентов. Англо-бурская война (1899–1902) вызвала такие трудности, потому что поселенцы были снабжены немецким оружием, англичане же привыкли сражаться лишь с туземцами.

Рядовой житель Британских островов не вдавался в подробности взаимоотношений между торговыми компаниями. Он желал чувствовать себя не только сытым, обутым, одетым, но и душевно умиротворенным тем, что его страна никого не угнетает и не обижает. Новая идеология пробудила у него симпатию к обделенным судьбой и не познавшим прелести цивилизации народам. Обращаясь к прошлому, он все чаще и чаще вспоминал не о мудрых норманнах, не о могучих римлянах, а о покоренных англосаксах или кельтах. Империалисты наподобие Джозефа Чемберлена заявляли: «Я верю в эту расу, самую великую правящую расу из всех, которые видел мир. Эта англосаксонская раса — такая гордая, цепкая, самоуверенная и целеустремленная». А воздвигнутая в Вестминстере статуя Боудикки содержала слова: «Тем, что Цезарь никогда не знал, гордо твой потомок будет править». Каким надо было обладать воображением, чтобы возомнить британского торговца потомком кельтской воительницы!

Несмотря на признание права наций «на справедливую борьбу за свободу», настоящую бурю вызвал предложенный Гладстоном в 1886 г. билль о самоуправлении для Ирландии (гомруле). Во время его обсуждения Либеральная партия раскололась, часть ее, в основном земельная аристократия, объединилась с консерваторами (тех и других стали называть юнионистами).

Брошенные на произвол судьбы профсоюзы получили нагоняй от правительства Солсбери, лишившего их права пикетирования и заставившего выплачивать убытки, понесенные во время забастовок. Последнюю меру жадные до денег социалисты не могли стерпеть и образовали в 1900 г. Комитет рабочего представительства. В 1903 г. его секретарь, бывший клерк Рамсей Макдональд (1866–1937), начал переговоры с либералами, а через три года образовалась Лейбористская партия, принявшая участие в выборах. Лейбористы громко именовали себя «партией прогресса» и, конечно, не осмеливались покушаться на святую для всех парламентариев вещь — свободу торговли.

Благодаря их поддержке Либеральная партия получила подавляющее большинство в палате общин, юнионисты покинули правительство, и в 1908 г. премьер-министром стал Герберт Асквит (1852–1928). Однако законопроекты, принятые в палате общин, отвергались в палате лордов, вплоть до закона о бюджете (1909). И тоща либералы избрали надежный способ воплотить свои проекты в жизнь. После смерти Эдуарда VII они стали шантажировать его слабохарактерного сына Георга V (1865–1936).

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука