– К сожалению, не знала. Одна моя знакомая останавливалась здесь год назад…
– Уже тогда бабушка начинала сдавать, вот и перебралась к нам с женой, чтобы было кому за ней приглядывать. А дом стала сдавать. – Мистер Бреннер предался воспоминаниям, с любовью разглядывая стены дома. – Мы могли бы переехать сюда после её смерти, но моя жена хотела остаться поближе к городу, а здесь… слишком уж спокойно для городской жительницы.
Мне ли не знать. В такой тишине, где из посторонних звуков лишь симфония дождя и аккомпанемент шуршащих о берег волн, недолго впасть в спячку после оркестра, которым управляет никогда не стихающий Бостон.
– А почему «Лебединая заводь»? – Спросила я, хотя дневник хранил ответ на своих страницах.
– В бухте живёт семейство лебедей. Они гнездятся здесь каждое лето, словно оберегают коттедж. – Мистер Бреннер насмешливо подмигнул. – Наверняка вы знаете, что белый лебедь – символ удачи и процветания. Но вы ведь не верите в приметы.
Он открыл дверь, и меня снова обдало волной влажного ветра и перебойного грохота.
– Всего хорошего. Надеюсь, это место заставит вас поверить в суеверия, а белые лебеди принесут вам удачу.
Я ещё несколько минут стояла посреди гостиной, недоверчиво прислушиваясь к лязгу дождя по черепице и словам мистера Бреннера. Снаружи послышался гул заведённого мотора и чавканье шин отъезжающего седана. Как только красные огоньки стоп-сигналов скрылись в кленовой аллее, из собеседников у меня остался лишь болтливый дождь, но даже он не сумел перебить громогласную тишину.
Развесив мокрые вещи в сушилке, как и советовал хозяин коттеджа, я впихнула в кроссовки старые газеты, чтобы те быстрее высохли, приняла горячий душ, чтобы согреть озябшие кости, и влезла в самый тёплый свитер с якорем на груди, что прихватила с собой из дома. Свежесваренный кофе на кухне успел остыть, но я не привередлива, когда дело заходит о кофеине.
Налив полную чашку и раскрыв дневник в месте, заложенном тесьмой-закладкой, я обошла «Лебединую заводь» в поисках воспоминаний. Вот только ничего в доме не напоминало мне о прошлом, и я сверялась с заметками возле каждого предмета интерьера.
Отыскав ту самую кровать, застеленную покрывалом с длинным ворсом, я перетащила чемодан туда и разложила вещи по полочкам белого шкафа на ножках. Судя по описаниям дневника, здесь ничего не изменилось. Медные ручки, мягкое изголовье, те самые обои в пудровых тонах с цветочным узором над кроватью. Но ни одна деталь не складывалась в нужный пазл, не взывала к памяти.
Вот он, камин из белого камня, что царил в просторной гостиной. Я провела рукой по бережно уложенной кирпичной кладке – ни импульса узнавания. Ни кадра из прошлого, который бы сложился в понятное кино.
Веточка гортензий на журнальном столике из дневника сменилась букетом пахучих пионов, бежевая обивка дивана перетянулась серой тканью, а на полках появилась парочка новых книг, но в целом обстановка коттеджа ничуть не изменилась. Я беззвучно бродила по дому – тёплые носки, что я предусмотрительно положила с собой, пришлись очень кстати – и прикасалась к предметам, но те молчали и не выдавали своих секретов.
Виски стянуло, отдавая в затылок колючей болью. Хватит на сегодня путешествий и по острову, и по прошлому. Я залезла в промокшую сумку, что бросила на пол около дивана, и достала то, что целый год не давало покоя. Маленькую бутылочку с парусником внутри. Бесконечность деревянных деталей, впихнутых в узкое горлышко, будто дрейфовали на волнах, и плеск дождя только усиливал впечатление, что кораблик угодил в шторм.