Две тысячи двадцать второй год оглушил нас всех. Горечь, обида, жгучее чувство стыда и позора; и я, и Яна решительно осуждали действия правительства, и оба только и мечтали о том, чтобы навсегда покинуть Родину, землю, что наполнила наши жизни столь неиссякаемым разочарованием. Оно и раньше переливалось через край чаши моего терпения, но отныне оно не переливалось, нет – оно хлынуло и заполонило собой все, все мои мысли, тревоги, стремления. Я не мог надолго погружаться ни в работу, ни в разговор, ни в увлечения, ни в кино или какой-либо другой отдых. Рука так или иначе тянулась к телефону, и я смотрел и читал новости либеральных каналов. Все из них взывало: «Беги! Оставь навсегда землю, породившую столько низких, тупых существ!»
Яна, воспылавшая еще большей ненавистью ко всему русскому, уже в марте предложила мне поехать на Кипр.
– Я присмотрела там через знакомых жилье по очень красивой цене. С этой страной все равно все кончено, как мне все это осточертело, и «ватники», и режим, и власть уголовников… Нужно иметь пристанище где-то в цивилизованном мире.
– Отличная мысль!
Наконец-то! Свершилось! Как я был счастлив, как окрыляла меня решимость Яны выбраться навсегда из страны, ничего мне не давшей, кроме разочарования и страданий! Наконец-то моя суженая готова к большим изменениям в жизни, и я мог увезти ее из отсталой, немытой России! Холостяцкая жизнь подходила к разумному своему концу, и мне суждено было создать семью – меня уже нисколько не пугала ни грядущая потеря свободы, ни дополнительные обязательства, налагаемые на меня, я так долго ждал их, что совершенно устал бояться, опасаться, сравнивать, размышлять, убеждать себя. Душе просто хотелось совершить некий поступок и навсегда закрыть вопрос создания семьи и поиска второй половинки. Я хотел угомониться.
Кипр встретил нас приветливо. Самолет садился со стороны темно-синего, подернутого бесконечными белыми грядами волн, морем; полуденный солнечный свет так затейливо падал на асфальт аэродрома, наполняя сердце такой беспричинной радостью, что хотелось улыбаться, танцевать, смеяться. Даже теплый ветер, и тот ластился, нежно трепал волосы, щекотал кожу. Все, казалось, так и дышало свободой. Кипр был землей обетованной по сравнению со всем, что я знал прежде. Православное государство, в котором жили европейцы, киприоты, в прошлом греки с их легендарной культурой, так удачно расположилось посреди морей Средиземного бассейна.
И хотя днем здесь было по-летнему тепло в марте, по вечерам мы кутались в кофты или куртки, а купаться пока не решались: слишком холодной была вода в море и бассейнах. А все-таки улыбчивый климат, полный бесконечного солнца, все переворачивал в душе, заставляя забыть все прошлые невзгоды жизни. Да, здесь мы были оторваны от Родины, от ее грехов, ее несмываемого позора, от своей собственной причастности к ее, как я думал тогда, преступлениям.
Первые дни мы наслаждались погодой, солнечными днями, достопримечательностями острова. Вместе с нами прибыло много русских, а те, кто жил здесь давно, делился впечатлениями:
– Никогда не было такого количество туристов на Кипре в марте! Это еще далеко не сезон: ночью сыро и холодно, в море не зайти. А сейчас все улицы в машинах, автопрокат работает по полной. Даже кафе и рестораны преждевременно вышли из спячки и открылись! Бизнес процветает, а местным теперь придется вкалывать, ведь для русских не существует понятия «сезон» или «не сезон»…
– А зимой здесь так же, как и в марте? – Наивный, уточнил я.
– Что вы! Зима здесь – сезон ливней.
– Но это же не так страшно?
– С утра до вечера льет как из ведра на протяжении многих дней. Солнце резко садится в четыре-пять часов, и все, тьма. Фонарей уличных почти не существует. Ни погулять, ни побродить – ничего нельзя. Стены покрываются черной плесенью, если не топить.
– Отчего же не топить?
– Местные и кто живет здесь долго, не топят. Зачем? Это лишние траты. Ходят по дому в куртках и сапогах. Спят с грелками. Но это еще полбеды. От влажности все в квартире становится ледяным, а одежда – мокрой. Берешь то, что было сухим, а оно – мокрое, хоть тресни…
– А если топить?
– Мы топим, у нас на это уходит семьсот евро в месяц, все-таки не квартира, небольшой дом.
– В общем, нужно просто хорошо зарабатывать! – Подытожила разговор Яна, как всегда, высказавшись довольно резко.
А все же подобные рассказы не повлияли на нашу решимость посмотреть здесь дом. В назначенный день мы сели во взятый напрокат автомобиль и поехали чуть выше в горы, в поселок, откуда открывался великолепный вид на море с одной стороны и горы – с другой стороны. Здесь чуть к востоку от старенького поселка с трущебного вида домами застройщик воздвиг однотипные современные виллы с затемненными стеклянными стенами вместо окон. В небольшом дворике каждой виллы располагался бассейн и зона для барбекю, был уложен газон, сооружен забор. В глубине души меня грызла мысль: неужели действительно мы с Яной могли позволить себе подобную роскошь? Вероятно, цены здесь начинались от пятисот тысяч евро…