Музыка волн, музыка ветра

«ЕЕ дневник», «ЕЕ носовой платок», «ЕЕ промокашка из тетради для контрольных работ», «След ЕЕ губной помады», «ЕЕ ноготь с большого пальца правой руки» — такого рода экспонаты преобладали в музее Дидурова, в целом очень забавном. Мы провели у Алексея несколько приятных часов, попели ему песни, которые он записал на магнитофон, — ему тоже было нужно побольше зверства, и мы поорали всласть для него и его восьмиклассниц. Ближе к вечеру мы отправились к Рыженко, а Дидуров, сказавши, что ему нужно переодеться и принять ванну перед новогодним банкетом у Сережки, остался дома. Мы только не поняли с его слов, сначала он будет принимать ванну, а потом переоденется, или же сначала переоденется, а потом будет купаться. Размышляя над этим занятным вопросом, мы приехали на место торжества.

Дидуров пришел к Сережке в шикарном, кричащем клетчатом костюме с букетом цветов и двумя бутылками шампанского в руках.

— Шампанское, бля! — сказал поэт. — Сам купил!

После новогодних московских домашних концертов у нас состоялся маленький домашний концертик в Ленинграде — в какой-то из бесчисленных мансард Петроградской стороны, и публика опять была в восторге — публика взрослая, серьезная, какие-то режиссеры, художники, богема, одним словом. Это было то, что нам нужно, — приятно было иметь дело с образованными людьми, да мы и понимали, что только они могут помочь нам расти — в конечном счете и устройство концертов, и аппарат, и все остальное могли пробить только личности, так или иначе имеющие вес в официальной культурной жизни страны, — подполье уже явно стало несерьезным и несостоятельным способом существования. Я не помню, кто устраивал этот концертик на Петроградской, но там у нас появился Первый Официальный Фан (поклонник), не принадлежащий к кругу наших друзей. Друзьям-то тоже все нравилось, но друзья есть друзья, а тут незнакомый крепкий молодой человек с мутными глазами и красным носом так прямо и заявил нам:

— Я ваш первый официальный фан. Запомните это. Когда станете знаменитыми, говорите всем, что ваш первый официальный фан, это я — Владик Шебашов.

Мы идем в гости к Гене, говорим о всякой ерунде, и вдруг Витька спрашивает меня:

— Леша, а у тебя вообще какие планы на будущее?

— В каком смысле?

— Ну, через десять лет, через пять каким ты себя видишь? В каком качестве?

— Не знаю. Я как-то не думаю об этом. Тебя интересует, какую пенсию я хочу получать от государства, что ли?

— Вообще — чем заниматься?

— Я думаю, что будем играть дальше. Этого дела на всю жизнь хватит. А ты как считаешь?

— Да вот я тоже сейчас подумал, что я ничего другого перед собой не вижу.

— Ну, ты еще рисуешь — можешь художником стать, если захочешь.

— Мне кажется, не захочу. В музыке я живу. Видишь, мы же не профессионалы, и все это чистое дилетантство, но у нас будут свои слушатели. Ты как думаешь?

— Уже есть. Владик Шебашов.

Витька засмеялся:

— Да, Владик Шебашов, Майк, Борис… Борис ведь тоже непрофессиональный музыкант и Майк тоже…

— Что значит — непрофессиональный? Как раз, по-моему, профессиональный. Одни играют так, другие — иначе, но играют ведь все равно и живут этим. Не в смысле денег, а вообще — это основное дело. Они-то как раз профессионалы. И ты — тоже. Вернее — мы.

— Да ладно, профессионалы не профессионалы, какая в общем разница? Ты серьезно говоришь, что это для тебя основное дело?

— Да. А для тебя?

— Ну, я же говорю — у меня ничего другого нет. Только моя гитара. Вот, кстати, новую уже пора покупать.

— Давай, Витька, успокоимся и будем играть себе. Что голову-то забивать?

— Классно! Кстати, знаешь, мне что-то перестало нравиться наше название. Я решил, что нужно брать одно слово. Во-первых, нас двое и «Гарин и Гиперболоиды» — это как-то странно: ты-то теперь один Гиперболоид. И потом одно слово как-то более энергично проходит. Наше название все-таки из семидесятых, сейчас нужно что-то новое. Одно короткое слово. Согласен?

— Ну, не знаю. Мне «Гарин» очень нравится. Я бы оставил. А ты все-таки лидер — тебе решать. Если ты категорически против, давай придумывать новое.

— Да, Леша, я, в общем, против.

— Какие-нибудь мысли по поводу нового у тебя есть?

— Не-а-а…

— Давай любые слова — первые попавшиеся. Устроим «мозговой штурм». Может быть, что-нибудь подвернется.

— Давай. Стена, космонавты, цирк, асфальт, пионеры.

— «Космонавты» — очень смешное название.

— Давай «Космонавтов» запомним. Поехали дальше. Теперь ты.

— Цирк, кино, театр, кинотеатр, ринг, спортсмены, корабли…

— «Цирк» уже было. Так. Террариум, ярило, свет, ночь…

Так ничего и не выбрав толкового, мы добрели до квартиры Зайцева. На дверях рядом со звонком висел картонный кружок с маленькой прорезью сбоку. В прорези, если кружок поворачивать вокруг оси, появлялись вежливые надписи: «Приду в 20.00», «Приду в 21.00», «Приду в 22.00» и, наконец, категорично — «В квартире никого нет». На этот раз в прорези было самое приятное сообщение: «Мы дома».

Сегодня здесь мы должны были встретиться с Борисом — он позвонил Витьке и сказал, что у него к нам дело и что он будет вечером у Зайцева, который уже предупрежден и ждет нас.