Музыка жизни (стихотворения)

Исступленно кланялись берёзы,
парусил всей кроной ржавый дуб.
Мужичонка, поутру тверёзый,
разбирал трухлявый черный сруб.

Три дымка курилось над селеньем.

Ветер покрутился и утих.
Вдруг явилось сладкое виденье —
возле клуба крытый грузовик.

Надпись на борту «Прием посуды»

за литровку написал маляр…
Вот пошли из всех калиток люди,
мужики и бабы, млад и стар.

В валенках, в берете на затылке

и по две авоськи на руке
пер старик порожние бутылки
к благодетелям в грузовике.

Шел верзила с детскою коляской,

бережно толкал перед собой;
не дитя, а разные стекляшки
голосили в ней наперебой.

Паренек в замызганной ушанке,

явно не по детской голове,
как бурлак, волок посуду в санках
по осенней грязи и ботве.

Ерзали и звякали бутыли

у старухи в рваной простыне.
Где-то петухи заголосили,
вороны сидели на стерне.

Тишина надмирная повсюду.

Иней под подошвами шуршал:
населенье шло сдавать посуду
истово, солидно, не спеша.

Очередь безмолвная стояла.

Все вращалась хмурая земля.
А пустая, испитая тара
возвращалась на круги своя.

* * *

Прошедший год был мною недоволен, —
чего-то я себе напозволял.
Теперь я неугоден, недозволен…
Все говорят, в опалу я попал.

Прошедший год предал меня забвенью,

а если проще, предал он меня…
Но я не предавался огорченью, —
какие-то интриги и фигня.

От жизни оттолкнув, меня ломают.

Не в силах ухватить я новый шанс.
О мой характер ноги вытирают,
а всё ж никак не могут взять реванш.

Тот год ушел… А новый мной доволен,

я в нимбе весь, взошла моя заря…
Но ныне болен я, что вседозволен
и помещен в листки календаря.

Потрафил, видно, я… Власть в упоенье.

Меня размножив, предала меня.
И я тону в повальном одобренье,
Которое такая же фигня.

Как время меня нынче обожает!

Лелеет, холит, мне дает карт-бланш
и до смерти в объятиях сжимает —
берет свой задержавшийся реванш.

1983

Апрель