Музыка жизни

С этим очень приятным, скромным человеком меня познакомила Мария Биешу. Когда-то в юности Мария и Евгений Борисович учились вместе у себя на родине, в Молдавии, в одном сельскохозяйственном техникуме. Потом их пути разошлись: Марию ее волшебный голос привел в Кишиневскую консерваторию, а Евгений Борисович продолжил учебу по избранной специальности — сначала в институте, потом ездил на стажировку в Сорбонну. Сейчас он доктор биологических наук, один из наших лучших специалистов по биологии растений. И еще большой любитель музыки. Когда у меня появилась своя дача, где я стала заниматься разведением цветов, Мария Биешу порекомендовала своего бывшего соученика, чтобы я могла обращаться к нему за консультациями. Так мы подружились. Я не раз приглашала Е. Б. Кириченко вместе с семьей на свои концерты.

Евгений Борисович просил меня, чтобы я со своими учениками из моего консерваторского класса выступила и перед сотрудниками Ботанического сада. Теперь, после посещения Ивановки, после возвращения в Москву, наши желания как нельзя кстати совпали: в телефонном разговоре я предложила устроить концерт в самое ближайшее время.

Выступить перед сотрудниками Ботанического сада, кроме своих учениц, я пригласила и нескольких студентов-мужчин. Мы исполняли романсы Рахманинова: и «Сирень», и «Маргаритки», и «Речную лилею», и другие с «цветочной» тематикой… Когда встреча закончилась и на сцену нас вышли благодарить представители профкома, то я сказала: «Спасибо-то, спасибо, но вы не думайте, что я приехала к вам просто так. И программу мы составили не просто так, а с намеком». И рассказала обо всем увиденном в Ивановке, о замыслах директора мемориального музея, о трудностях, с которыми он столкнулся в поисках и подборе необходимых пород деревьев для сада Рахманинова. Потом было устроено чаепитие, нас провели по огромной территории сада, показали самое интересное.

Сразу же после нашего выступления в Ботаническом саду Е. Б. Кириченко развернул бурную деятельность. Он знал, к кому надо обратиться, писал письма в лесоопытные станции, регионально приближенные к Тамбовской области, чтобы там подобрали те породы деревьев, которые соответствуют климату этой полосы и могут благополучно прижиться в Ивановке. Например, липы для аллеи прислали из Липецкой лесоопытной станции. Одновременно с этим в самом Ботаническом саду все, с кем Е. Б. Кириченко разговаривал и просил помочь саду в Ивановке, отвечали полной готовностью участвовать в этом благородном деле и выделить в полном ассортименте любой посадочный материал.

В результате всех этих хлопот я смогла через какое-то время послать А. И. Ермакову телеграмму, чтобы он брал грузовик и приезжал в Москву. Как потом рассказывал Александр Иванович, всю ночь, пока они ехали в столицу, его не покидала мысль: «А где я возьму столько денег, чтобы расплатиться?» Обычные заботы директоров наших небогатых музеев. Приехав в Москву, А. И. Ермаков сразу позвонил мне и поделился тем, что так тревожило его. «А кто вам сказал, что надо платить? Все бесплатно. Поезжайте в Ботанический сад, там уже для вас все готово», — успокоила я Александра Ивановича.

Действительно, его уже ждали сотрудники сада. По списку, который А. И. Ермаков составил благодаря рисунку Рахманинова, ему подобрали сорта фруктовых деревьев — яблонь, вишен, кустарников — жасмина, жимолости, бересклета, акации… И, конечно же, сирени…

Работники розария, в котором было более трех тысяч сортов, выделили для Ивановки кусты и парковых, и ампельных, и чайно-гибридных роз… Александру Ивановичу подобрали и другие цветы — пионы и даже ландыши. Теперь за сад Рахманинова можно было быть спокойными. Но как бы не так — одни созидают, другие по-прежнему разрушают: когда в Ивановке высадили привезенные директором розы, то в первую же ночь несколько кустов украли с территории музея (не потомки ли тех, кто грабил и разорял имение великого композитора после 1917 года?). В то время музей только вставал на ноги и имел очень маленький штат, так что сторожа еще не было.

Некоторое время спустя А. И. Ермаков стал добиваться изменения статуса дома-музея в Ивановке, чтобы превратить его в музей-усадьбу — у него сразу бы появилась возможность увеличить число сотрудников. Наше тогда еще Всесоюзное музыкальное общество тоже помогало ему в этом, направляя письма в Министерство культуры.