Музыка жизни

В зале продолжался шум: эту в самом прямом смысле шпану пытались выдворить, а она продолжала свои бесчинства. Потом-то я поняла, что время и место для всего этого было выбрано совсем не случайно. Наше выступление проходило 2 ноября, как раз накануне тогдашнего главного государственного праздника СССР (это было в 1981 году). Тематика концерта в определенном смысле была для русских патриотическая — Александр Невский, знаменитый военачальник и защитник Древней Руси. Организаторы концерта в «Фестивал-холле» даже обложки программок сделали красными — в духе советского флага. И сбить такой «советский» колорит для шпаны было просто необходимо. Вот и не нашли ничего лучшего, как оскорбить женщину, певицу, гостью страны. Низость какая! (Такие выходки пришлось вытерпеть многим нашим исполнителям, в которых бросали и дымовые шашки, и банки с краской, и просто срывали их концерты. Эти ущербные хулиганствующие типы не отличались смелостью — воевали с артистами, более того — с женщинами. В чем они-то виноваты?)

Кончилось тем, что бесноватых все-таки вытолкали в шею из «Фестивал-холла». Но, пока их успокаивали и останавливали, мне пришлось начинать свою партию пять(!) раз. Естественно, нервы были на пределе, что не могло не сказаться на голосе. И было обидно — на репетиции он звучал так хорошо, так свободно, что я предвкушала удовольствие от исполнения в зале, от того, какая у нас может получиться прекрасная запись. Только страшным усилием воли мне удалось держать голос в необходимой форме.

И все же мы исполнили кантату Прокофьева так, как и задумывали на репетициях. Публика поддержала нас безоговорочно: огромный зал взорвался восторженной овацией. В этом была самая настоящая солидарность (мы победили все вместе), самая искренняя благодарность артистам за их искусство, за их выдержку, за верность своему делу. И дирижеру-итальянцу, и русской певице, и своим соотечественникам из оркестра и хора…

Но нервное перенапряжение, которое мне пришлось пережить тогда на сцене «Фестивал-холла», не прошло бесследно. Вернувшись в Москву, я попала в больницу — кардиограмма была плохой…

Автографы на скатерти

Работая над этой книгой, я постоянно обращалась к своему уже довольно обширному архиву — перебирала папки с многочисленными вырезками из газет и журналов, перечитывала письма и открытки, рассматривала фотографии, афиши и программки, брошюры и буклеты… (Чего только не скопилось в моем архиве!.. И все это дорого сердцу…) И каждый раз мысленно я заново переживала те или иные события, эпизоды, даже мимолетные, которые за давностью лет должны были бы подзабыться. Но нет, таково свойство нашей памяти: разглядываешь старую фотографию, пробегаешь глазами уже пожелтевшую газету — и когда-то пережитое, перечувствованное словно оживает вновь. «Минувшее проходит предо мной», причем минувшее и давнее, и недавнее.

Есть у меня дома и еще одна, «неархивная» вещь, постоянно напоминающая мне о разных событиях и людях («неархивная» потому, что она и по сей день в работе). Это солидного возраста льняная скатерть, на которой мною вышиты автографы, оставленные в разное время многими выдающимися деятелями культуры, с которыми мне довелось встречаться, быть знакомой, работать или дружить…

Идея собирать автографы, а потом вышивать их принадлежит не мне. В 50-х годах, когда я только-только пришла в Большой театр, в приемной нашего директора работала пожилая секретарша — она была одним из старейших работников театра. Вот она-то и собирала и вышивала такие подписи. Хотя я тогда была еще молодой певицей, она обратилась ко мне с просьбой расписаться на ее скатерти. Помню, как я была несколько удивлена этим, но и польщена. Идея так мне понравилась, что я тоже решила начать собирать автографы замечательных людей, с которыми меня сведет судьба. Со временем я встречалась с такими личностями, что не просить их расписаться на моей скатерти было просто грешно. Как показало время, я сделала правильно — теперь, когда многих из них уже нет на этом свете, их «цветные» (после моего рукоделия) росчерки напоминают мне (и не только мне) об этих людях.