Музыкальная шкатулка Анны Монс

«Я прошу, мой милостивый государь и отец, не презри мою нижайшую просьбу, ради Бога, пожалуй меня, твою покорную рабу до смерти. A. M.».

Раба, как есть раба, пусть и отпущенная вроде бы на волю. Но захочешь убежать, так не найдешь, куда. Всюду снега, всюду ледяные просторы, и мерзнет сердце паче рук, не согреть его дыханием.

И другую записку сочиняет Анна, не для Петра, но для того, кто еще любим ею.

Хотелось бы так думать.

Но опостылели уже ей тайные свидания. Вновь ненадежен, зыбок сделался мир. И Анна, передав записку со служанкой, отворачивается, скрывая тайные слезы. Чего ей плакать?

Разве не хороша она собою?

Хороша, по-прежнему хороша. Круглолица, черноброва, и глаза горят ярко, как звезды. Губы красны, а щеки румяны. Пышна грудь, и тонка талия.

Разве не богата?

Богата – царской милостью. Верно, батюшка покойный и вообразить себе не смог бы этакого достатка. Есть у Анны дом, есть экипажи и кони на выезд, слуг бессчетно, нарядов… есть драгоценности и червонцы золотые… есть все, чего душенька пожелает.

Разве не любима она?

Петр письма нежные пишет, когда не забывает, конечно. И вновь своею называет, ей клянется, что на сей-то раз по возвращении всенепременно женится… уж сколько лет кряду обещает? А и пусть.

Кенигсек осторожен, но ласков, учтив…

Так чего еще ей надобно? Не знала Анна, но, глядя на себя в зеркалах, видела лишь пустоту, окруженную тенями. Все еще шептали они:

– Дай, дай…

Тянули руки, а ей было нечем им заплатить.

Письмо дошло до Петра в самом скором времени, и он, как и прежде, пытаясь угодить Анне, спешно сочинил указ, по которому отошла ей в качестве вотчины Дудинская волость, в Козельском уезде, с деревнями.

– Триста дворов, – вновь зашептались за ее спиною, посылая недобрые взгляды, и пополз новый слух, что уж теперь-то Монсиха своего не упустит. Сначала одна волость, там – другая, а после, глядишь, и станет немка худородная вхожа в Кремлевские палаты.

Матушка радовалась, и Модеста с нею, правда, обе вновь принялись наседать на Анну, требуя немедля порвать с саксонцем.

– Уж больно момент выгодный, – нашептывала Модеста, расчесывая по-прежнему темные, без единой седой ниточки, волосы сестры. – Не упусти… вернется царь, встреть его ласково, улыбкой… обними, приголубь, напомни про обещание… поплачь, мужчины к женским слезам слабину имеют…

Слушала Анна ее советы, соглашалась, но знала – не хватит у нее сил на этакое притворство.