Музыкальная терапия для детей с аутизмом

Структура занятий была всегда одна и та же, несмотря на то, что спектр импровизаций и набор инструментов менялся в зависимости от настроения Мэтью и от его готовности к соучастию.

Звуки, которые он издавал, уже приобрели более определенную высоту и гармонию. В импровизациях он всегда позитивнее откликался на минорный лад, особенно на ре-минор. И общаться с ним было легче голосом, чем при посредничестве инструментов. Возможно, голос как средство коммуникации не выглядел столь угрожающим, как игра на инструментах, являвшихся не частью самого Мэтью, а частью внешнего мира, взаимодействовать с которым было куда как труднее.

Срок беременности Хелен увеличивался, а взаимоотношения сына и матери менялись. Мальчик стал активнее физически, любил лазать по маме и лежать поперек нее. В то же самое время, для того чтобы Хелен сильно не напрягалась, стремясь держать его или направлять его действия, я предписала ей избегать зрительного контакта с сыном и не удерживать его, если только он сам не подойдет. Эмоционально маме было трудно так поступать. Она тревожилась и быстрее уставала физически. Я начала вмешиваться, чаще затевая с ним возню. Мэтью нравилось, чтобы ему пели, кружили его и подбрасывали одновременно. Он позволил мне возиться с ним, но ему пришлось осознать, что я не шучу, если прошу передышку и перехожу к более спокойным занятиям.

Ближе к концу одного из заключительных занятий проекта Мэтью подвел мать к двери, желая, чтобы его кружили и танцевали с ним. Я недолго аккомпанировала им, потом присоединилась и взяла мальчика за руку. Он отреагировал так: отпустил мамину руку и ухватился за мою свободную. Я соединила их ладони, и наша троица запела и пустилась в пляс по кругу, сначала в одну сторону, потом в другую. Все мы наслаждались танцем. После Хелен выразила удивление тем, что Мэтью согласился. Обычно он всегда держал обе руки человека, с которым танцевал или ходил, а здесь впервые мальчик встал звеном в круг.

Проект-исследование завершился в июне. И Хелен, и Саймон хотели, чтобы терапевтические занятия с Мэтью продолжались в сентябре, после каникул. В июле родился еще один малыш, Эдвард. Он во многом походил на Мэтью. У них с Мэтью было много сходных черт характера, которых не было у Ричарда, среднего сына. Меня заинтересовал комментарий Хелен, высказанный в сентябре, когда мы продолжили нашу работу. Хелен сказала, что, наблюдая за развитием Эдварда, она чувствует, что Мэтью уже родился с аутизмом. Она не верила, что аутизм Мэтью связан с болезнью. С рождением Эдварда ее тревоги рассеялись. Хелен уже спокойнее и свободнее общалась с Мэтью, и на занятиях мы много импровизировали (на инструментах и голосом). Хелен осознала, что временами вела себя слишком авторитарно и что, если Мэтью переставал воспринимать происходящее, мы могли предоставить его самому себе, продолжая петь и играть дуэтом до тех пор, пока он не надумает присоединиться. Она уже увереннее позволяла сыну распоряжаться временем и пространством, а это один из главных принципов терапии. Мэтью то издавал голосовые звуки, то (даже если находился далеко от нас) вслушивался. Он действительно использовал данное ему время и пространство.

Вскоре после этого мы переехали из спальни Мэтью в гостиную, где стояло фортепьяно. Хелен часто играла для сына. Он особенно любил композиторов эпохи барокко и классического периода—Баха, Генделя, Гайдна и Моцарта, хотя позднее, переживая один из самых тревожных периодов, охотнее откликался на Мендельсона и Шумана. Я использовала фортепьяно главным образом в качестве поддержки, но, случалось, Мэтью выказывал гнев и отчаянье с помощью упорядоченных, взятых мощными аккордами порций нот. Бывало также, что мы втроем общались, играя на фортепьяно по очереди. А один раз при его посредничестве Хелен очень эмоционально выразила свои чувства.

Во время одного из занятий Мэтью потянул маму к фортепьяно, явно показывая, что хочет послушать ее игру. Она посмотрела на меня, ожидая указаний. Я согласилась. Хелен сыграла первую прелюдию из первой части сборника сорока восьми прелюдий и фуг Баха. Мэтью стоял рядом с ней молча примерно до половины прелюдии, затем вскрикнул и пустился в пляс. Хелен отреагировала совершенно спонтанно: прекратила играть, повернулась взглянуть на сына и взяла громкий и мощный диссонан-сный аккорд. Мальчик замер. В изумлении посмотрел на мать. Этот музыкальный выпад, выразивший возмущение тем, что он пренебрег ее игрой, подействовал гораздо эффективнее, чем любое увещевание.