Музыкальные диверсанты

В уже упоминавшемся выше номере «Наших вестей» (№ 338, 1974) хорунжий Русского корпуса Н. Протопопов вспоминает о своей последней встрече с артистом. Делает он это, прочитав в одном из номеров советской газеты «Неделя» интервью с композитором Оскаром Строком по случаю его юбилея.

Восьмидесятилетний юбиляр на вопрос, кто из наиболее известных артистов исполнял его произведения, отвечает: «Пожалуй, самым тонким интерпретатором моих вальсов и танго был обладатель бархатного баритона Юрий Морфесси». Как пишет Протопопов, «странно было увидеть это упоминание о Морфесси в советском еженедельнике. Странно потому, что память моя хранит воспоминание о нем как об идейном артисте-эмигранте, непримиримом антисоветчике. Эту свою непримиримость Юрий Морфесси доказал на деле во время II мировой войны. И после ее окончания…»

И далее в подтверждение своих слов Николай Протопопов рассказывает:

«Осень 1945 года в Мюнхене. Мы на положении бесправных Ди-Пи[18]. <…> Слово “русский" стало антонимом слова “советский”. За нашими черепами охотятся явные и тайные представители одной из “сверхдержав”-победительниц. А мы хотим жить. И почти живем: даже театры у нас функционируют… Почти все концерты <…> проходят, как говорится, “с аншлагом”. И вот объявление: Юрий Морфесси. С трудом удается достать билет. <…> Обладатель уже не бархатного баритона, как-то сразу, с первой же песни установил тесный, а порой даже интимный контакт с аудиторией. Тут и “Черные глаза”, и “Чубчик”, и “Замело тебя снегом, Россия”… А вот и “Фонари” Сережи Франка:

…Но верю я, пройдут страданья…
Увидим мы улицу русскую,
И на углах — золотые фонари…

Тут уже зал, как один, встает. Овациям нет конца. Морфесси не отпускают со сцены…

Он не просто очаровал, он покорил всех… И не только своим исключительным талантом и умением петь. Морфесси покорил всех и своей открытой русскостью, своей крепкой, идейной непримиримостью…»».

Певица Варвара Королева также оставила воспоминание об одном из последних концертов артиста, состоявшемся в лагере для перемещенных лиц:

«…после конца войны, в лагере для Д. П. в Фюссене, под Мюнхеном, <…> встретила Морфесси. От этого былого красавца и замечательного певца ничего не осталось.

На сцену вышел старик. Но фрак он носил по-старому — хорошо…»»

Помимо концертов Морфесси зарабатывал на жизнь тем, что давал уроки вокала.

В это же время в русской американской прессе появилось сообщение, что певец собирается на гастроли в США, но, вероятно, пошатнувшееся здоровье не дало возможности осуществить эти планы.

И, наконец, о месте и дате кончины певца. Князь Петр Ишеев в своих мемуарах «Осколки прошлого» констатирует:

«После Парижа Морфесси жил в Вене, долго странствовал по Балканам и Прибалтике и в конечном счете обосновался в Германии, где и настигла его смерть».

Некролог. «Русская мысль» (№ 156 от 22.07.1949)

Певец скончался от разрыва сердца в баварском городке Фюссен 12 июля 1949 года. Первой о кончине сообщила парижская «Русская мысль» (№ 155, от 20.07.1949), отметив в некрологе: «Почти до последних дней Ю. Морфесси выступал, объезжая лагеря Ди-Пи».

Остается добавить, что похоронили певца на городском кладбище. Его вдова Ада Морелли вскоре после войны сумела выехать в США, где недавно скончалась в возрасте 97 лет. На мой запрос городские власти Фюссена ответили, что аренда места на кладбище не была вовремя продлена и по истечении положенного срока на месте упокоениях Морфесси был захоронен кто-то другой.

Несмотря на приведенные факты, нельзя назвать артиста апологетом нацизма. Нет никаких данных, что Юрий Спиридонович выступал в Берлине в период с 1933 по 1941 год. До войны он появился в Берлине лишь однажды — 16 марта 1929 года — на жюрфиксе «Литературнодраматического общества имени Островского». Мы уже не раз говорили о том, что в среде эмиграции отношение к вторжению Штлера в СССР было двояким: одни приняли это как нападению на их Родину и как могли боролись с фашистами, другие решили, что война — шанс избавить Россию от коммунистов.

К сожалению, Юрий Морфесси придерживался последней точки зрения.

Прежде чем мы закончим рассказ о перипетиях судьбы «князя цыганской песни», давайте вспомним загадочный эпизод военных времен — запись в июне 1943 года серии пластинок с русскими песнями на фирме «Полидор».

Журналист Николай Лихачев (он же Андрей Светланин, будущий главный редактор журнала «Посев») вспоминал:

«При посещении одного из отделений министерства пропаганды мы слушали записанные на граммофонные пластинки <…> прелестные романсы Лещенко и Морфесси».

Сам факт записи (с учетом обстоятельств и места) кажется изначально не коммерческим, но заказным мероприятием. Да и тираж дисков оказался ничтожно мал.

Крупный исследователь ретроэстрады В. П. Бардадым говорил без обиняков: