Музыкальный инстинкт. Почему мы любим музыку

Более всего в этих композициях поражает то, что они воспринимаются на слух не так, как их сочиняют и исполняют, то есть не как отдельные голоса, звучащие с разной скоростью. Напротив, мы слышим, как эти голоса на разных этапах связываются в выраженные ритмические шаблоны, которые растворяются и затем превращаются в новые; мы слышим дискретные скачки от одного шаблона к другому и переживаем неожиданное и приятное ощущение в тот момент, когда «фигурка» вдруг попадает в подходящий «разъем». Мы снова формируем представление о структуре ритма, а затем пересматриваем свои суждения при появлении другого. Некоторые находят результаты неоригинальными (и действительно, мелодические темы сами по себе вызывают мало интереса); другие, напротив, восхищаются изменчивой структурой произведения. В качестве подходящей визуальной аналогии можно рассмотреть не куб Неккера, но муаровый узор, возрикающий при сдвиге идентичных решеток, наложенных друг на друга (Рис. 7.18): по мере разрастания вращения мы наблюдаем серию равномерных геометрических узоров, появляющихся при движении сторон решеток в фазе и противофазе. Но резкость и чистота, которыми характеризуются слышимые нами изменения ритмических шаблонов, побуждают наш ум воспринимать структуру, опираясь даже на слабый намек, на постоянство, и упорно придерживаться ее, пока она не утратит состоятельность. Отсутствие толерантности мозга к двойственности определяет первичный музыкальный опыт.

Рожденный танцевать

В нас, судя по всему, изначально заложена природой способность отыскивать аудитивные закономерности, то есть умение слышать повторяющийся пульс в серии звуков. Эта способность отличается от умения различать ритм и метр, но, вероятно, является предпосылкой для него. Если вы не можете определить регулярно повторяющийся звук, то не сможете понять и смысл схемы акцентов и дополнительных импульсов, оплетенных ритмом и метром.

Ключевой частью умения чувствовать ритм является не способность производить повторяющиеся звуки или движения – многие животные это умеют, – а умение подстроить свои движения под некую внешнюю пульсацию, «попасть» в нужный ритмический сигнал. Интересно, что умение подстраиваться является одной из примитивнейших характеристик клеток и тем не менее редко встречается у высших организмов. В 2008 году группа японских исследователей выяснила, что одноклеточный слизевик семейства Физаровых Physarum polycephalum может научиться предугадывать ритм в периодических раздражителях. Исследователи подвергали слизевиков серии «шоков» с регулярными интервалами, направляя на них порции сухого воздуха, замедлявшие скорость их движения. После трех эпизодов с сухим воздухом через равные промежутки длиной в один час слизевики ожидали нового удара: они замедляли движения перед наступлением четвертого воздушного потока, даже если его не включали.[54]

Такой вид ритмического чувствования можно проанализировать посредством математической теории так называемых «связанных осцилляторов» – ряда маятников, которые «чувствуют» колебания друг друга. Два маятника закрепляют на одном держателе и через некоторое время они синхронизируются, потому что вибрации передаются от одного маятника к другому через общий держатель. Голландский ученый Христиан Гюйгенс сделал это открытие в 1665 году, когда заметил, что маятники двух часов на его каминной полке отсчитывают время в унисон (на самом деле они двигались синхронно, но в противоположных направлениях). Как и все живые организмы, одноклеточные слизевики обладают встроенным биохимическим осциллятором. Вероятно, гибкое чувство ритма Physarum возникает из множества биохимических осцилляторов, которые пульсируют на разных частотах и дают клеткам возможность принимать и предчувствовать широкий диапазон импульсов. Сходная способность вовлекаться в ритм обнаруживается у светлячков, которые умеют синхронизировать свечение, когда собираются вместе. Конечно, это нельзя сравнить с человеческой групповой игрой на барабанах, ведь светлячки умеют синхронизироваться только в ограниченном диапазоне частот и могут поддерживать только строгий периодический пульс, то есть ничего сложного и синкопированного.