Музыкальный инстинкт. Почему мы любим музыку

Музыка – это деятельность всего мозга. Для нее потребуются логика и разум, а также примитивное «чувство нутра». Еще нужны бессознательные механические процессы для сортировки высоты тона и классификации ритма и метра, а также отделы мозга, которые управляют речью и движением. Некоторые из этих функций улучшаются с помощью тренировок, но факт заключается в том, что каждый, если не сталкивается с физиологическими дисфункциями, обладает ими, и каждый приобретает их в той или иной степени. Без сомнения, есть люди, которые совершенствовались сами или, возможно, родились с изысканной музыкальной чувствительностью, и есть многие, кто развил самые удивительные навыки исполнения. Давайте будем благодарны им за эти умения. Но почти у каждого есть музыкальные способности. Как сказал Джон Блэкинг, цитируя доклад лорда Редклиффа-Мод 1976 года для Фонда Калуста Гюльбенкяна, основанного для «поддержки деятельности в области искусства»:

«Идея о том, что педагоги должны быть обращены «к вере в то, что искусство так же важно для общества, как чтение, письмо и арифметика, а не является необязательным дополнением» не будет иметь успеха, пока люди придерживаются пораженческого, элитарного представления о том, что художественный талант [как печально выражается в докладе лорд Редклифф-Мод] это редкий дар».

И да, музыка интеллектуально утилитарна: она «полезна» для мозга. Но это удачный побочный продукт, а не самоцель. В конце концов, музыка полезна и для тела, и для культуры. Короче говоря, это, как сказал Ницше, «то, ради чего стоит жить на земле».

Мы никогда не должны забывать, что музыка происходит в социальном контексте. Все исследования музыкального познания имеют тенденцию создавать впечатление, что она творится в обесцененном вакууме, и эта опасность проявляется особенно остро, когда мы рассматриваем вопрос о значении музыки. Американский психолог восприятия Джеймс Джером Гибсон утверждал в 1960-х годах, что культурный контекст раздражителей вмешивается в реальный процесс восприятия, – то есть мы сначала не слышим музыку, а затем интерпретируем ее в контексте, но контекст частично определяет то, что мы слышим. Это одна из ловушек межкультурных исследований познания музыки, которые, как правило, предполагают, что если вы играете музыку для разных людей, они просто делают разные интерпретации одних и тех же звуков. И все же музыка других культур не должна быть для нас закрытой книгой: наши разумы способны что-то с ней сделать, хотя интерпретация может произойти на наших собственных культурных условиях, если мы не приложим значительные усилия, чтобы выйти за их пределы.

Музыкальный журналист Дэвид Стаббс утверждал, что многие люди испытывают «страх перед музыкой», который мешает им принять современность Штокхаузена, даже если они принимают современность Марка Ротко. В этом тезисе есть здравое зерно, хотя одно из преимуществ постмодернизма – это размывание традиционных барьеров между «сложной» художественной музыкой и популярной музыкой. Некоторая современная музыка действительно устрашает в своем удалении в герметичные способы перетасовки звука безотносительно к познанию. Но отчасти отвественность за такие страхи должна лежать на современном отношении ко всему искусству, коренящемся в романтизме, а не в модернизме, который настаивает на «значении», выходящем за рамки чувственного опыта. Люди боятся того, чего не понимают. Этот страх приумножает сам себя, потому что восприятие требует обучения через взаимодействие (эти пункты в равной степени справедливы и для людей с примитивным вкусом, презирающих интеллектуалов, и для их антиподов, если мы действительно хотим в первую очередь настаивать на подобной иерархии). Вот почему мы должны сопротивляться усилиям по преобразованию музыки в какой-то код, посредством которого Третья симфония Бетховена становится повествованием о его видении героизма. Хорошая интерпретация музыкального произведения – это приглашение послушать его определенным образом, а не откровение о том, что «говорит» музыка. Вот почему мы не должны искать в песне Иена Дьюри «Hit Me With Rhythm Stick» то же самое, что мы нашли в «Героической» симфонии.