Наиболее сильный сенсорный диссонанс наблюдается близко к унисону – точнее малая секунда (например, до-до-диез) по определению должна звучать достаточно омерзительно. И вновь все зависит от регистра – подсчеты Гельмгольца сделаны для до первой октавы – но в любом случае мы не должны думать, что эти интервалы бесполезны с точки зрения музыки; а еще они необязательно звучат некрасиво. Например, их можно использовать для создания интересных тембральных и колористических эффектов. «Столкновение» двух нот, отстоящих друг от друга на полутон – форшлаг или аччакатура – часто малая секста встречается в музыке Моцарта и Гайдна (Рис. 6.4а). Хотя номинально здесь присутствует последовательный, а не одновременный (мелодический, а не гармонический) интервал, сенсорное наслоение двух нот сохранится, особенно при исполнении на пианино, где обычно играют обе ноты одновременно, но первым отпускают форшлаг. Результат нельзя назвать кошмарным, но получается все равно причудливо: возникает приятный ломаный звук, нравившийся Прокофьеву и джазовым музыкантам.
Малая секунда обладает почти перкуссионным качеством благодаря сенсорному диссонансу и добавляет гармонической «густоты», что звучит похоже на естественные негармоничные звуки, какие, например, происходят при столкновении двух деревянных объектов. Бела Барток собирал их в звуковые кластеры, чтобы получить свой уникальный авторский стиль «ночная музыка». Эти созвучия характеризуют, например, его сюиту «Out of Doors» (Рис. 6.4б, в) и струнные квартеты; они создают ощущение медитативной отчужденности, смутно напоминая крики ночных цикад, лягушек и птиц. Эти звуки мрачноваты, но не режут слух. Кто-то может сказать, что кластерные аккорды не в полной мере являются диссонансами, но они фактически растягивают тон таким образом, что нона становиться двусмысленной и неопределенной, как в негармонических звуках ксилофона, маримбы и колокола.
Существует как минимум одна музыкальная традиция, которая ассимилировала большую и малую секунды так тщательно, что они считаются приятными, скорее всего, из-за акустических помех, которые приводят их в диссонансное состояние. Записывая песни ganga горных жителей Боснии и Герцеговины, этномузыковед Джон Блэкинг сказал: «Звучание малой и большой секунды, которое должно быть неблагозвучными с точки зрения акустической теории музыкальной структуры, вопреки ожиданиям считается гармоничным… Они изменяются благодаря манере исполнения: певцы встают очень близко друг к другу, и вибрации от громкого исполнения очень коротких интервалов вызывают приятные физические ощущения». В этих и иных условиях сенсорный диссонанс не обладает строго запретительной функцией даже в тональной музыке: аккультурация может его преодолеть.
Должен заметить, что существует совершенно иное возможное определение консонанса, которое примиряет традицию Пифагора с нейронаукой. Оно гласит, что мозг предпочитает комбинации частот с простыми соотношениями, потому что они генерируют более сильный нервный отклик благодаря перекрывающим друг друга частотам: создается своего рода резонансный эффект. Хотя необходимо отметить, что вопрос синхронизации взаимодействующих осцилляторов, таких как нейронные сети, очень сложен и до сих пор не имеет четкого ответа, поэтому пока рано давать оценку этой идее, хотя сразу видно, что она не предоставит исчерпывающие пояснения по некоторым пунктам: почему, например, интервалы унисон и октава чувствительны к точной настройке (нейронная синхронизация как раз говорит об обратном), почему сильные нейронные сигналы должны провоцировать эстетическое удовольствие?
А вы знаете, что любите?
Одно дело представлять консонанс и диссонанс в количественной форме, оценивать с точки зрения математики. Но вы вполне обоснованно можете заявить, что в данном случае большим значением обладает наше восприятие созвучий в музыке. На самом ли деле мы по своей природе считаем интервалы, классифицированные (по какому угодно принципу) как консонантные, более приятными, чем диссонантные?