Музыкальный приворот

– Ух ты, – восторженно задрала я голову кверху, оглядывая по-королевски величественное лазурное небо, по которому неспешно плыли, цепляясь друг за друга, кудрявые облака-гиганты – мои самые любимые небесные обитатели.

Кто-то обожает яркое слепящее солнце, кому-то нравится часами смотреть на таинственную луну, у кого-то в фаворитах ходят звезды, делано загадочно мерцающие на ночном небе. А я вот люблю красивые облака. Те самые, ярко-белые, кудрявые, которые называются кучевыми и предвещают хорошую погоду.

– Кей, смотри, какое небо красивое, – прошептала я, забыв о том, что от быстрой езды у меня немного до сих кружится голова и что только пять минут назад я нехорошими словами обзывала этого идиота. Правда, мысленно – не могу человеку в лицо столько гадостей говорить. В который раз жалею, что я не Нинка! Если бы ее так, против воли, решили бы покатать в машине, Ниночка такому наглецу откусила бы ухо, копируя Майка Тайсона, а потом бы еще каких-нибудь хороших вещей бы наделала. Машину бы там подожгла. Однажды эта истеричка, в ту счастливую пору, когда нам было лет четырнадцать, поссорилась со своим очередным парнем. Этот парень, мечта всей нашей школы, между прочим, очень сильно гордился своим новеньким белоснежным мопедом, купленным ему заботливым богатым папой. А поссорился он с моей подругой потому, что не хотел ее катать на любимом мопеде, хотя Нина очень этого желала. Она так обозлилась на своего ухажера, что, украв у собственного родителя бензин, подожгла несчастный мопед, когда паренек оставил его у дома новой своей подружки. Я в поджоге не участвовала и честно отговаривала Нинку от такого безумства, аргументируя тем, что «если тебя увидят, то в колонию для малолетних посадят!». «Посадят, как же!» – сморщив носик, отвечала она и все-таки совершила злодеяние. Помогал ей в этом какой-то туповатый ученик-громила одиннадцатого класса, запавший на Ниночку. Я, кстати, заметила, что Журавль просто огромной популярностью пользуется у маргиналов каких-то.

– Красивое, – согласно ответил Кей, присев у реки, весело серебрившейся под лучами по-летнему яркого солнца. Он поводил кончиками пальцев по воде, рисуя какие-то узоры, от которых расходилась едва заметная рябь, а потом опустил ладонь в реку и закрыл глаза.

– Ты что делаешь? – оказалась я рядом к ним, тоже окуная руку в воду. Чистая. Холодная. Пройдет еще месяц, прежде чем первые пловцы вступят в эту пока еще чистую воду, чтобы поплавать.

– Я люблю воду, – сказал Кей задумчиво.

Я вздохнула, посмотрела ему в лицо. Надо же, а у него настоящий цвет глаз – как будто водный: серый, переменчивый. У миллионов людей такой цвет радужки, но у него глаза особенные, что ли… Или мне уже кажется? Томас бы, наверное, сказал, что в темноте у этого блондина глаза грифельного оттенка. А на солнце – серебристые. А еще иногда они бывают то свинцовыми, то темно-перламутровыми. Глаза-хамелеоны, только это их чудесное свойство – менять оттенки и цвета, малозаметно, и нужно долго вглядываться в лицо человека, чтобы понять это.

И почему только у меня всегда один и тот же цвет глаз – карий?

– И скорость ты любишь, – ответила я, набирая воду в пригоршню.

– И скорость тоже, – согласно кивнул парень, глядя на воду, – волосы закрывали его склонившееся лицо почти полностью.

А мне так и хотелось коснуться этих волос. Хм… наверное, солист суперкрутой группы таким образом соблазняет невинных девушек. Вон как очаровательно он выглядит на лоне природы, так сказать. Очень гармонично с ней сливается, прямо как самый настоящий житель леса. Я искоса взглянула на задумчивого Кея, который до сих пор касался прохладной глади воды. Вот дурак.

Милый дурак.

Красивый.

Загадочный.

Хорошо, что он такой противный, потому что если бы у него был характер Антона, я бы точно влюбилась в Кея. А это не есть хорошо.

Любовь – слабость. Слабость, которой пользуется тот, кого больше любят – в паре же всегда так: кто-то испытывает более яркие чувства, кто-то менее яркие…

– А что больше любишь? Скорость или воду? – не нашла я лучшего вопроса. Но Кей меня обломал:

– Люблю, когда ко мне не пристают с глупостями.

Он поднялся, вновь сходил к машине, схватил с заднего сиденья пальто и вернулся ко мне.

– Эй, садись, – бросил на землю элемент гардероба солист «На краю». Боже, какой шикарный жест – отдать свою драгоценную и явно дорогую куртку чужой пятой точке.

– А ты?

– И я сяду. Думаю, поместимся.

Мы опустились на теплую мягкую ткань его неформального пальто рядом, но совсем не касаясь друг друга. Мое сердце забилось сильнее. Я никогда, наверное, не смогу понять этого человека. Он абсолютно нелогичный.

Кей смотрел на воду, я – на небо. Я видела, как облака плывут наверху, а он рассматривал их отражения в воде. Диковинная ситуация? Сидят рядом два человека, но они настолько разные, что даже смотреть куда-то в одну сторону не могут. Почему так выходит? Интересно, а куда бы смотрел Антон? А он-то что ко мне в голову зачастил? Мой мозг определенно стал свалкой.