– Ему тяжело еще будет. Все впереди.
– Я – его первая девушка, а не она. С ней только и можно за руки ходить!
– Чего? Ну ты и тварь.
– Закрой ротик, Журавль! Блин, я вас обеих ненавижу! Одна Крутая Мадам, которая купается в папиных деньгах и всеобщей любви, фальшивка и стерва, вторая вся из себя слабая тихоня, творческая личность, девочка из интеллигентной семьи с извест-ным папой, которая тоже тянет на себя одеяло! А я? А кто я?
– Оу, да у тебя комплекс.
– Вы всегда лучше ладили между собой, двумя такими грандиозными личностями, а не со мной, такой простой и обычной. Как же вы меня бесите, как раздражаете! Общайтесь вдвоем, я вас обеих видеть уже не могу…
– По-моему, Нинка залепила Ире пощечину и выдала что-то грубое, а что было дальше – я не знаю.
– Убежала? – был, как всегда, проницателен солист группы «На краю».
– Да, ты прав. Что такая слабачка, как я, еще могла сделать? Ну, конечно, порыдала – куда без этого? А потом уже сама себе надавала пощечин, чтобы не плакать, и пошла к Максиму, чтобы разобраться, что происходит. Знаешь, что он заявил? Сейчас это, наверное, смешно выглядит, а тогда, когда я услышала эти его «я не знаю, что мне делать, я люблю вас обеих», я растерялась.– Я не знаю, что мне делать, я люблю вас обеих, – закрыв лицо руками, прошептал Максим, когда я сидела перед ним и вопросительно заглядывала красными опухшими глазами в его лицо.
– Но… Максим… как это случилось? Она ведь моя подруга… – забормотала я бессвязно, понимая, что мой уютный мирок рушится.
– Я знаю, Катя, я знаю. И от этого мне так плохо. Я ужасный человек. Я обманывал тебя и причинял боль ей. Катя, что делать? Ты ненавидишь меня, да?
– Вовсе нет… Пока. Я… в шоке, и не знаю, должна ли я тебя ненавидеть, но я знаю, что все равно тебя люблю. Вся моя злость – я не знаю, где она. Я просто боюсь, что ты меня оставишь, – я отвернулась, чтобы он не видел моих слез. Я не желала плакать при Максиме.
– Нет, ты меня ненавидишь… Я боюсь этого. С каждой из вас я чувствую что-то особенное. И еще знаю, что я – подонок. Катя, уходи, оставь меня сейчас одного, ладно? Мне надо все обдумать, – он на мгновение прижал меня к себе, как и прежде, и попробовал поцеловать. А я уклонилась, уткнулась ему в родное плечо носом, последний раз провела рукой по щеке и сжала предплечье и тут же отстранилась, сказав, что пусть он поцелует меня, когда решит с выбором.
Я не хотела понимать, что родным он мне быть перестал.