Музыкант и Журналистка

Я не из богатой семьи. У меня не было собственного средства передвижения, как у них. Даже у моего отца была рабочая машина, а не его собственная. Моя одежда не светилась брендами и не была куплена в модных бутиках. От моего одеяния веяло беспритязательностью и опрятностью. Я всегда следила за своим внешним видом, только роскоши в нем не было. Тем ни менее, для всех я была либо несуразной серой мышью или гадким утенком. Бывало, я долго стояла дома у зеркала и все пыталась увидеть то, что видят во мне окружающие, то есть, во мне ничего не видели, только невзрачность. Уязвляло ли это мое самолюбие? Скорее нет, чем да. Но было неприятно. Особенно, когда тебя пытаются задавить или подвинуть так, чтобы места не было, и при этом нет поддержки. У меня не было ни одной подруги и ни одного друга, за исключением Эвелин, которая уехала учиться в другой город, когда ей исполнилось десять лет. Вот ее мне очень не хватало в то нелегкое время.

Мне тогда было четырнадцать. Это был урок рисования. И все время, что длился этот предмет, я слышала смешки позади себя. Я понимала, что смеются они неспроста, и, конечно же, надо мной. Догадаться было несложно. Я с нетерпением ждала, когда прозвенит звонок и я, наконец-то покину это помещение. Взглянув на настенные часы, поняла, что ждать осталось недолго: несколько минут, и я буду свободна. И вдруг, меня посетила неприятная мысль, от которой засосало под ложечкой: моя новая кожаная куртка белого цвета висела на спинке моего стула. Я вмиг встала из-за парты и схватила подарок родителей, что копили на него. На куртке было отчетливо написано ярким розовым фломастером: «серая мышь». Мое лицо пылало. Нет, мне не было стыдно, мне было обидно, потому что эту вещь покупала не я, и, зная, что родители очень старались, хотели сделать приятное – мне стало очень больно. Увидев, как у меня в глазах заблестели слезы, Эшли, что сидела сзади меня со своей подружкой, нарочито наигранно посочувствовала:

- Бедняжка, тебе же только купили новую куртку, и надо же – уже исписана! Но я тебя обрадую: белый цвет тебе не к лицу. Зато серый – самое то! К тому же, на сером цвете, розовая надпись не смотрелась бы так ярко, как на белой, - ее заливистый смех на ровне со всем классом, звучал очень громко в моих ушах. Казалось, я нахожусь там, где находиться не должна. Это не мое место.

Я сжала воротник куртки в руке так, что костяшки пальцев побелели, и что было силы, замахнулась и ударила курткой Эшли. Хотелось каждой мерзкой твари надавать по морде за их гадкий смех, что искажал их лица, делал их тупее и безобразнее. И я бы это сделала, но меня отдернула учительница, схватив за ворот и таща к двери, как ненужного щенка, которого собираются выгнать на улицу. Последнее, что я слышала перед тем, как за мной захлопнулась дверь кабинета, это писклявые оскорбления Эшли в мой адрес и слова учительницы, еще молодой женщины:

- Помимо того, что ты серая мышь, так еще и хамка! – мне никогда эта женщина не нравилась. Такая же подлиза, как и многие другие в этой школе. Они таких, как Эшли любят, потому что их родители многое делают для школы, а также, в дружеских отношениях с директором.

- Это я хамка? А то, что она мне вещь испортила, это ничего не значит? – я позволила себе кричать, потому что была на эмоциях. Я редко себе такое позволяла, потому что была всегда тихой, ни к кому не лезла и занималась своими делами. Хорошо училась, но меня, как всегда, недооценивали и снижали оценки, зато тупоголовой Эшли постоянно завышали.

- Закрой рот! – она вернулась в класс, оставив дверь нараспашку, схватила мои вещи и всучила небрежно мне в руки. – А теперь марш домой, пока я директору не пожаловалась на твое поведение! – я еще минуту стояла и сверлила взглядом закрытую перед моим носом дверь.